Механика небесной и земной любви

– Пошлые монологи наводят на меня тоску, – сказал Монти. – Пошевели мозгами, постарайся вспомнить, в каком порядке все происходило. Я никогда и ни на что тебя не подговаривал, я вообще не хотел иметь к этому никакого отношения. И не хочу. В любви Харриет я не объяснялся – и никакого «глаза», пользуясь твоим вульгарным выражением, на нее не клал. Мне кажется, ты просто не понимаешь, что подлость, в том числе твоя собственная, приводит к неминуемым последствиям.

– Прикидывался моим другом…

– Возможно. Но если ты поверил, то это было очень глупо с твоей стороны. Я не могу быть ничьим другом. Я на это органически не способен. А теперь, пожалуйста, уходи.

– Уйти – и оставить тебя вдвоем с Харриет?

– Здесь также Дэвид с Люкой, и Эдгар Демарнэй сидит безвылазно целыми днями. А что касается лично меня, то я скоро уезжаю. К слову, мне не нужно было ничего подстраивать. Ты предложил Харриет невозможное, а она оказалась не такой покорной овцой, как ты ожидал, – вот и все. Тем не менее – я говорил ей об этом в твоем присутствии – сегодняшняя сцена ничего не решает, и вся эта тягомотина будет тянуться и тянуться. Но поверь, она будет тянуться без меня.

– Нет, – сказал Блейз. – Не верю тебе ни на грош. Ты лжешь. Это ты подучил Харриет, как со мной разговаривать, – ей бы такое даже в голову не пришло. Обхаживал тут ее, наверняка еще очернил меня перед ней…

– Когда ты наконец уйдешь? – сказал Монти. – Мне очень жаль. Мне даже тебя очень жаль. Но ты должен сам разобраться со своими женщинами. Думаю, что ты уже потерял Харриет, как бы там у вас с Эмили ни сложилось, – но кто знает, я вполне могу ошибаться. Женщины – материя тонкая. Будешь и дальше так же рьяно ее уламывать – глядишь, она и сломается. Но как бы она ни была против тебя настроена, право, я здесь ни при чем. А теперь, будь добр, иди.

Монти распахнул перед Блейзом стеклянную дверь.

– Ненавижу тебя, – сказал Блейз.

– Пройдешь за угол дома, там… Хотя что я тебе объясняю, ты все здесь знаешь. Извини, Блейз. Мне своих проблем хватает.

– Ненавижу, – повторил Блейз.

Он шагнул за порог, чуть не бегом обогнул дом по скользкой от дождя бетонной тропинке, пересек палисадник и, не оглядываясь, свернул на дорогу. Накрапывал дождь.

Блейз – он был без плаща и без шляпы – терпеть не мог, когда его волосы намокали под дождем. Было так обидно, что хотелось плакать, и, шагая по дороге к тому месту, в двух кварталах от Локеттса, где стоял его «фольксваген», он и правда немного поплакал – горячие слезы смешивались на его щеках с холодными дождевыми каплями. Ему было отчаянно жаль себя. Он знал, что он не такой уж дрянной и подлый человек. Он просто запутался, это произошло само собой. Тысячи мужчин поступают так же, как он, – но им это сходит с рук. А ему просто дико не повезло, и все пошло наперекосяк.

В чем его страшное преступление и чем он так уж виноват, что оказался теперь хуже всех? Виноват, что женился на Харриет? Он, конечно, любил Харриет, но, может быть (теперь уже трудно припомнить), в глубине души все же чувствовал, что она не его женщина? Но в те времена ему даже не могло прийти в голову, что «его женщина» вообще существует. Он женился на Харриет, чтобы избавиться от своих «отклонений», – это казалось ему необходимым условием счастья. Или его преступлением была Эмили? Но тут уж он ничего не мог поделать, не мог противостоять соблазну. И вообще, в мире полно женатых мужчин, которые и не пытаются противостоять никаким соблазнам, крутят любовь направо и налево. Потом появился Люка – с этим тоже ничего нельзя было поделать, так вышло. И Эмили столько лет терпела. А когда наконец он решил, что настал момент сказать правду, Харриет так великодушно простила его. И вот теперь все вдруг оборачивается против него. Где он допустил ошибку? Понятно, что он просто обязан как-то вознаградить Эмили за долготерпение, и понятно, что Харриет на этом что-то теряет. Пусть ей это не по душе, но, в конце-то концов, должна же она опомниться?! Она не может любить Монти, это немыслимо – Харриет, его Харриет, влюбленная в кого-то другого! Господи, если бы обнять ее хоть на минуту, если бы его слезы смешались с ее слезами!.. Она поняла бы, как он страдает, и простила бы его, обязательно простила. Может, все-таки вернуться, броситься к ее ногам? Он свернул за угол. Впереди уже показался белый «фольксваген».

Бессмысленно глядя в залитое дождем ветровое стекло своей машины, Блейз начал замедлять шаг. «Что делать?» – в сотый раз спрашивал себя он. За стеклом что-то шевельнулось. Блейз вздрогнул. Кто там может быть? Что, если сердце Харриет все-таки не выдержало и она смягчилась? Он бросился вперед.

На переднем сиденье машины сидела Кики Сен-Луа. На ней был тонкий небесно-голубой джемпер, а поверх джемпера – целое покрывало из длинных мокрых волос. Кики улыбнулась Блейзу, и – даже в такую минуту – эта чистая улыбка семнадцатилетней девочки подарила ему маленькое нежданное утешение.

– Ну-с, а эта прелестница что здесь делает? – осведомился он нарочито невозмутимым тоном. – Прямо день сюрпризов сегодня!