Механика небесной и земной любви

– Я не понимаю… но понимаю, – сказала Кики. – Но что же мне делать, я теперь буду любить тебя вечно.

– Девушка в твоем возрасте не может знать о вечности.

– А я могу знать. – Кики уже стояла около кровати. Ее сиреневое платьице и правда немного примялось. – Я знаю. Я не такая девушка, как все.

Монти шагнул к ней, взял ее за плечи и заглянул в глаза – большие темные средиземноморские, африканские глаза, в самой глубине которых переливались красные текучие искорки.

– Да, ты не такая, как все, – сказал он. – Поэтому я и пошел на риск. Я передал тебе часть своей боли. Знаю, что люди не должны этого делать, но они сплошь и рядом это делают. И я тоже сделал это, Кики, – причем сознательно. Я принес тебя в жертву, потому что ты не такая, как все, потому что в нужный момент ты так неожиданно оказалась рядом со мной… и потому что тебе дана власть изменить мою жизнь.

– И у тебя теперь будет меньше несчастья?

– Может быть. Да.

– Значит, у меня будет больше несчастья, – сказала Кики. – То есть если ты правда… не разрешаешь мне тебя видеть… Хотя если теперь у тебя останется меньше несчастья, то я за это стану счастливее.

– Меньше, девочка моя, по количеству, зато оно будет самой высшей пробы. И закончим на этом. Все, тебе пора.

– Нет, нет, Монти, пожалуйста! Больше ведь у нас никогда не будет, как сегодня!

– Я знаю, – сказал он. – Думаешь, меня это не печалит? Потому я и прошу тебя уйти как можно скорее.

– Но ты… мы же увидимся с тобой снова… Не может быть, чтобы никогда в жизни… Ах, Монти, я чувствую так ужасно!..

– Думаю, увидимся, почему нет? Но все это должно пройти.

– Это не пройдет никогда!

– Ничего, не грусти. Боль, которую я тебе причинил, чистая – может быть, самая чистая боль в твоей жизни. Возможно, когда-нибудь в будущем – не здесь, не со мной – она даже поможет тебе, станет для тебя точкой опоры, ты сможешь упереться в нее своей стройной ножкой.

– Можно я приду к тебе завтра?

– Нет. Уходи. Мне больше нечего тебе дать, кроме моего благословения. Знаю, оно смахивает на проклятие, но все же это благословение. Ты храбрая девочка, я преклоняюсь перед твоей храбростью. Иди, Кики, иди, не такая как все. И спасибо тебе.

Монти первый спустился по лестнице и распахнул входную дверь.

– Нет. Все. Прощай.

Кики молча прошла мимо него, ее огромный африканский глаз сверкнул непролитой слезой. Потом взметнулись длинные волосы, и она ушла – уверенной походкой, не оглядываясь.

Монти закрыл дверь и, прислонясь к ней спиной, съехал на пол. Мир плыл у него перед глазами, расползаясь на куски, рваные и пестро раскрашенные, как облака во время грозы. Все, что раньше было втиснуто вместе с ним в темную тесную скорлупу, теперь свободно струилось на просторе, переливалось одно в другое и немного бурлило. Монти не думал о том, хорошо это или плохо, – просто отдавался происходящему, как отдался сегодня удивительному вторжению Кики Сен-Луа.

Где-то посреди этого бездумного бурления перетекало и менялось то, что произошло в тот вечер. Софи лежала не в спальне, а в гостиной – на пурпурном диване, в алькове под балдахином. На ней было длинное просторное темно-красное с синим шелковое платье, заказанное ею по почте в одном из дорогих лондонских магазинов и надетое сегодня в первый раз (она его только что получила). На фоне пурпурных подушек было особенно заметно, как страшно она исхудала и как изменилось ее лицо без самоуверенных пухлых щек. Она была бледна зловещей, неестественно-серой бледностью, как восковая фигурка мученицы в испанской церкви. Вот уже полчаса она снова и снова повторяла одно и то же: «Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя, зачем только я вышла за тебя замуж». Это ничего, это просто молитва ее боли и тоски, твердил про себя Монти, как твердил уже несколько недель, пока Софи изводила и проклинала его, как кислоту выплескивая ему в лицо собственные страдания. Он, как всегда, старался держать себя в руках и, будто не слыша оскорблений, отвечал тихо и ласково. «Успокойся, Софи, я люблю тебя, – повторял он, тоже как молитву. – Не сердись на меня, прости меня. Я тебя люблю». Но у него опять ничего не вышло. «Зачем только я на тебе женился, черт возьми! Нашел себе вместо порядочной женщины проститутку, которая переспала со всеми моими друзьями!» – «Нет у тебя никаких друзей! Знал бы ты, как они все смеются над тобой и презирают тебя – все, все до единого!» – «Если смеются, то только потому, что ты их всех подучила!» – «Как я презираю тебя – ты не мужчина! Мне нужен был мужчина, а ты ничтожество». – «Да умолкни ты наконец, спи!» – «Все, все смеются! И Ричард над тобой смеется». – «Заткнись». – «А ты не знал, что я спала с Ричардом, не знал?» – «Это неправда». – «Это правда, и мы с ним смеялись над тобой – прямо здесь, в нашей с тобой постели». – «Готова плести что попало, только бы сделать мне больно, да?» – «Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу…»