Механика небесной и земной любви

– Не сердись, – вмешался Эдгар. – Ему есть о чем поплакать. По-моему, я сейчас тоже заплачу.

– А ты уже упился, посмотри на себя.

– Я? Упился? Нет… еще не совсем. Дэвид, ну пожалуйста, не надо так…

– Простите, – сказал Дэвид, утирая глаза пыльным рукавом рубашки.

– Представь нас, Монти, – попросил Эдгар.

– О господи. Дэвид Гавендер – профессор Эдгар Демарнэй.

– Вообще-то, я уже не про…

– Дэвид, ты идешь домой? Твоя мама пригласила Эмили Макхью.

– Нет.

– Может, лучше уж сразу с ней познакомиться – и покончить с этим? Побудешь минут пять – и все, больше от тебя ничего не требуется.

– Нет. Не могу…

– Знаешь что, иди один, – сказал Эдгар. – А мы с Дэвидом останемся… Побеседуем – ик! – немного.

– Ну и черт с вами, – буркнул Монти, направляясь к двери.

Ему вдруг страшно захотелось выгнать Эдгара взашей, не оставлять его наедине с плачущим Дэвидом. Не будь здесь Эдгара, слезы Дэвида, возможно, тронули бы Монти, хотя он все равно бы разозлился. Эдгар опять начнет всюду совать свой нос, во все ввязываться, ни черта при этом не понимая. Не пойти сейчас к Гавендерам Монти, конечно, не мог, но твердо решил вернуться домой как можно скорее, чтобы выпроводить Эдгара. Пока он шел от калитки к крыльцу Худ-хауса, Ёрш вцепился ему в штанину. Монти пинком отбросил его.

– Вы тот самый профессор Демарнэй? Это вы написали «Вавилонскую математику и греческую логику»?

– Да.

– И «Поэтику Эмпедокла»?

– Да.

– И «Пифагор и его долг перед Скифией»?

– Да.

– И последнее издание «Кратила»[18] тоже ваше?

– Да, но хватит об этом, или нам придется перечислять до глубокой ночи. Давай лучше так: вытри-ка свои драгоценные слезы и расскажи мне все, все…

Монти осушил уже несколько стаканов виски. Сидя с Эдгаром на веранде, он почти не пил, теперь же пил много и быстро – наравне со всеми. На блюде лежали маленькие изысканные бутербродики, но к ним почему-то никто не притрагивался. Это странное сборище напоминало даже настоящую вечеринку. Никто как будто не чувствовал себя скованно, и ничего ужасного пока не произошло. Когда Харриет знакомила Монти с Эмили Макхью, он лишь молча поклонился, она тоже. Констанс Пинн, правда, заговорщицки улыбнулась и, схватив Монти за руку, незаметно, но весьма ощутимо царапнула ногтем его ладонь. Начиная с этого момента она настойчиво пыталась вовлечь Монти в конфиденциальный разговор, от которого он так же настойчиво уклонялся. В своем нарочито простом черном платье с кружевным воротничком (кружево было брюссельское, доставшееся от одной богатенькой ученицы) она была очень хороша. Даже ее слегка приподнятые волосы с медным проволочным отливом сияли здоровьем и уверенностью. Эмили наконец-то оделась по-человечески и тоже смотрелась прекрасно. Сегодня на ней была белая блузка с итальянской камеей, бархатный синий жилет и черные брюки. Темные свежевымытые волосы рассыпа́лись, и Эмили приходилось часто их поправлять или отбрасывать назад движением головы, что у нее получалось совсем по-мальчишески. Она поглядывала по сторонам с видом скорее смущенным, чем вызывающим, и чаще задерживала взгляд своих ярко-синих глаз на окружающих предметах, чем на людях. Харриет, в противоположность обеим гостьям, казалась усталой и неряшливой, щеки ее были бледны, шпильки, обычно незаметные, высовывались из прически самым непривлекательным образом. Харриет редко надевала украшения, но сегодня на ней был серебряный золоченый браслет с выгравированными розами, подарок отца. Она без конца щелкала замочком браслета, то расстегивая его, то снова застегивая. Пояс ее серого муслинового платья развязался и волочился по полу. «Только, пожалуйста, – шепнула она Монти, встречая его у дверей, – не убегай первым, дождись, пока они уйдут». Значит, ему придется забыть о том, что у него дома, возможно, в этот самый момент зарождается новый нелепый тандем (Дэвид – Эдгар), и остаться. Впрочем, взглянув на сегодняшнюю Харриет – растрепанную, с дрожащими руками и волочащимся поясом, – он и так решил остаться.

«Дэвид, наверное, скоро придет», – сказала Харриет гостям в начале вечера, однако Дэвид так и не появился. Она попыталась выяснить у Монти, будет ли Эдгар, но не услышала в ответ ничего определенного. Итак, ни Дэвида, ни Эдгара, а Эмили с подружкой, обе уже «готовенькие», уходить, судя по всему, не собираются. Раскрасневшийся Блейз улыбался во все стороны и, когда к нему обращались, охотно со всем соглашался. Харриет то и дело касалась его руки, то ли подбадривая мужа, то ли утверждая свои на него права. Пинн, которую начал разбирать смех, кидала на Блейза многозначительные взгляды и хихикала. Эмили, в отличие от подруги, решительно его игнорировала. Точно так же она игнорировала Монти и Пинн и в разговоре обращалась исключительно к Харриет. Монти, избегавший Пинн, говорил только с Блейзом, который мало что слышал и еще меньше соображал, мог только кивать и поддакивать. Под воздействием виски Монти постепенно овладевало непонятное возбуждение. Не то чтобы он предвкушал скандал – просто ему было страшно интересно, что будет дальше.