Мелгора. Очерки тюремного быта

То конвою не нравились поданные для перевозки зеков фургоны, то требовали от колонийского начальства руками всё тех же зеков подлатать, укрепить забор вокруг производства, добавить колючей проволоки, осветительных фонарей по периметру…

Случались и вовсе дикие сцены.

Летнее утро. В решетчатом загоне колонийских ворот — «предзоннике», — стоит полторы сотни заключённых. Зеки покуривают, ёжась под ветерком, прохладным после отступивших едва ночных сумерек. Вывод задерживается. Командир батальона подполковник Вайнер, придравшись к состоянию охранных сооружений на объекте — цехе металлообработки, расположенном в полукилометре от жилой зоны, запретил выпускать заключённых на работу.

Директор производства, Сидор Петрович Зубов, тоже подполковник, но колонийский, приказывает ДПНК открыть ворота предзонника. Тот подчиняется «своему» руководителю.

Встав во главе колонны зеков, Сидор Петрович командует:

— За мной! На производственный объект — шаго-о-м марш!

Из караульного помещения высыпают солдаты с автоматами, собаками. Ими командует лейтенант — начальник караула. Солдаты выстраиваются в шеренгу, берут оружие наизготовку, преграждая колонне путь.

— Стоять! — орёт начкар. — Стрелять буду!

— Вперёд! Вашу мать! — не отступает директор производства.

Если зеки не попадут на производство — пропадёт целый рабочий день, сорвётся план декады и месяца, за что и областное тюремное начальство, и районное, партийное, снимут с директора если не голову, то звёздочку с погон.

Зеки, хихикая, переминаются с ноги на ногу. Директор производства для них — начальник. И в цеху вольготнее зоны. Но грудью на автоматы конвойных переть осужденным тоже не хочется.

— Убери солдат, сопляк! — требует от начкара Сидор Петрович. — Я зеков сам в цех отведу. Ни один не сбежит. А вы, дармоеды, на хрен мне не нужны! — и решительно шагает навстречу шеренги.

Неожиданно один из солдат, то ли случайно, то ли по злому умыслу, выпускает из рук туго натянутый поводок осатаневшей от злобы и хриплого лая овчарки. Та одним махом бросается на директора, клыками рвёт ему руку…

Чтобы помирить тюремщиков двух ведомств, из области приезжало высокое начальство из УВД и конвойного полка внутренних войск…

В отсутствии заключённых конвойные солдаты любили пошуровать на производственных объектах, тырили оттуда для отцов-командиров или собственных нужд всё мало-мальски ценное, не запертое под замок: инструменты, стройматериалы, краску. Но стоило колонийским производственникам пожаловаться на кражу, а то и задержать с поличным, например, с ведром краски, солдатика, как со стороны командования батальона следовали ответные меры.

Комбат своей властью «закрывал», то есть изымал пропуска бесконвойников, запрещая выпускать их за пределы жилзоны. На хоздворе визжали голодные свиньи, оставался на приколе трактор «Беларусь», развозивший обед заключённым, работавшим на производственных объектах…

В ответ начальник колонии приказывал отключить в казарме электроэнергию, или подачу горячей воды в батареи отопления.

Такие разборки тянулись порой месяцами.

Периодически Медведь и Вайнер встречались где-нибудь на нейтральной территории, пили водку, мирились, но разница задач, стоящих перед конвоем и производством, вскоре вновь приводила к конфликтам, ссорам и взаимным подлянкам.

Конвойные офицеры, в отличие от колонийских, служили по войсковой системе. Их часто переводили с места на место, отчего они не успевали обрастать хозяйствами, огородами. Колонийские же офицеры по обыкновению до пенсии работали в одном и том же «учреждении». Как правило, были они родом из близлежащих деревень. Обосновывались в посёлке прочно, по крестьянской привычке, обрастали хозяйством: дачами, гаражами, сараями, сеновалами. Держали живность — птицу, свиней, а многие и коров.

В этом они близки были с конвойными прапорщиками — «контролёрами», которых тоже в основном набирали из местных.

Большинство офицеров-конвойников заканчивали в своё время училища внутренних войск, и считали себя профессиональными военными. А потому к разношерстной «аттестованной» колонийской братии — бывшим шоферам, строителям, зоотехникам, дослужившимся к пенсии до капитанов и майоров, — относились высокомерно и презрительно дразнили «профсоюзниками».

При этом конвойные офицеры непосредственно с осужденными не работали, на охраняемую территорию обычно не входили и смотрели на зеков только через прицел автоматов. Это, в свою очередь, давало колонийским право именовать конвойных «вояками», и считать ничего не смыслящими в зоновской жизни.

К слову, строго говоря, офицерами «аттестованных», то есть носящих погоны работников колонии, называть было неправильно. Официально они именовались «начальствующим составом органов внутренних дел», и носили специальные звания — лейтенант внутренней службы, и т. д. Автор этих строк, например, сейчас числится майором внутренней службы в отставке.