Melissa (СИ)

Жалел ли он о содеянном? Нет. Так было нужно, пусть Бекка этого и не понимала. Общение со Стефаном шло ей во вред, уничтожая все хорошее, что в ней осталось после обращения. Некогда из человека со светлой душой она превратилась в язвительное, мстительное существо, идущее по головам. Это сейчас он спокойно общается с младшим Сальваторе, делая вид, что забыл прошлое. О, нет, Никлаус не забыл. Просто сейчас общее дело стоит превыше собственных обид.

Теперь уже Грета Мартин снимала заклинание, наложенное на Ребекку, ее дальним родственником. Ведьма шептала, а Клаус просто стоял и ждал.

— Всё.

— Она не очнулась, Грета.

— Дай ей пару минут. Мне же лучше скрыться, не хочу быть той, кому она вгрызётся в глотку.

Майклсон понимающе кивает, позволяя колдунье покинуть подвал. Пару минут стоит звенящая тишина, а потом красные глаза резко открылись.

Первым, что они узрели, было обеспокоенное лицо старшего брата девушки. Ненавидящим взглядом она сверлила Никлауса, но пока пошевелиться не могла. Вампир поднес к ее лицу распечатанный пакет с кровью и сжал его, позволяя алой жидкости капать на иссушенные губы.

На то, чтобы ее лицо обрело нормальный оттенок, ушло три пакета. Решив, что этого пока достаточно, Клаус освобождает Бекку из цепей, готовясь к худшему. И оно не заставляет себя долго ждать.

Вампирша вскакивает из своего временного пристанища и бросается на брата, выпустив клыки. В ней клокочет гнев и ненависть; нависнув над Никлаусом, девушка собирается укусить его, чтобы он ощутил хотя бы толику боли, которую чувствовала она. Конечно, мужчина не позволяет ей этого сделать и отталкивает от себя, тут же сгребая в охапку. Ребекка вырывается, намереваясь продолжить борьбу. Следуют пять минут препираний и попыток освободиться, но она слишком слаба, поэтому поставленной цели блондинка не достигает и затихает.

Клаус разворачивает ее к себе, беря в руки бледное личико.

— Прости, Ребекка, но это действительно было необходимо.

— Я ненавижу тебя, — шипит Бекка.

— Теперь мы будем вместе: всегда и навечно, как ты и хотела.

Она заливается смехом. Хохотом заполняется все подвальное помещение, в котором находились брат с сестрой.

— Помнишь, ты говорил, что моя забота тебя и даром не нужна? Так вот, Ник, я оставляю тебя, ясно? Будь один. Всегда и навечно.

Сказав это, блондинка отталкивает брата, видимо, собрав для этого действия все имеющиеся силы. Напоследок сверкнув пылающими презрением глазами, она скрывается из виду, оставив Майклсона наедине со своими мыслями.

К Ребекке нельзя было обращаться за помощью по двум причинам. Первая — даже если она принимает приглашение и вступает в их ряды, неизбежна встреча и обязательно взаимодействие со Стефаном. А еще одного подобного всплеска любви у своей сестры гибрид просто-напросто не выдержит. Вторая — она не согласится, ни за что и никогда помогать ему. Поэтому, грубо говоря, за первый пункт можно особо и не беспокоиться. Бекка никогда не простит его за содеянное, а никогда — слишком долгий срок для вампира.

И тут голову гибрида посещает отменная мысль: а что, если дождаться, когда ее обратят и просто-напросто укусить дампиршу? Он был уверен, что укус на нее подействует так же, как и на других «живых мертвецов». Главное — успеть до того, как они начнут давать ее кровь членам клана. А для этого нужно постоянно следить… Но самому там появляться нельзя и кусать кого-то из слуг тоже. А что, если… Взять какого-нибудь туриста, обыкновенного человека… Походит по первому этажу замка, нет-нет, а что-нибудь выведает. Можно даже будет не ограничиваться одним смотрителем. Порой можно будет устроить и самостоятельные вылазки, когда все устаканится.

Ее смерть лишит Вольтури возможности одарить своих приспешников способностями. Ведь понятное дело, что они не будут ставить эксперименты и давать зараженную кровь своим верным слугам. И, возможно, как бонус: морально ослабит. Покажет, что они не всесильны, и что даже их можно лишить чего-то дорогого. Деморализация противника — вот, на чем он попробует сыграть. Глядишь, из этого выйдет что-то путное.

Воспоминания о братьях и сестрах заставили память подкинуть еще одно, не самое приятное событие из его жизни.

Никлаус в гордом одиночестве с котомкой в руках ходил по лесу, собирая ежевику. Набрав достаточное количество ягод, мальчик перемалывает их камнем, пытаясь самолично сделать краску для рисования.

Да, это не самое мальчишечье увлечение, но Клаус ничего не мог с собой поделать. Все прекрасное, что он видел, ему хотелось поскорее запечатлеть на коре дерева, чтобы хоть как-то увековечить в памяти. Ребенок помещает кисточку, которую смастерил тоже сам, в получившуюся субстанцию и делает пару мазков по поверхности. Выходит вполне недурно. От занятия его отвлекает мужской крик, похожий больше на рычание. Никлаус направляется именно туда, откуда исходит звук. Лучше бы он туда не ходил.

На поляне, озаренной солнечным светом, разбросаны тела мертвых мужчин. Но у дерева еле стоял еще живой человек, протягивая свои окровавленные руки к подростку.

— Прошу… Прошу, помоги…