Читаем Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография полностью

Хорошокин готовился к суду и очень волновался. Он должен был представлять интересы дочери, проявить снисходительность к жене и сыну и дать добровольное согласие на выписку любимой доченьки из гнезда, в котором она никогда не жила. Но этого было мало. Дочь должна была доказать, что ей есть где жить в Америке и она не останется на улице в этом полицейском государстве.

К просьбе папы дочь отнеслась небрежно, и документы, присланные дочерью, показались адвокату неубедительными. Требовались более веские доказательства наличия собственного дома, работы, мужа и троих детей. Какие это должны быть доказательства адвокат не знала, но чувствовала, что чего-то не хватает. Чувствовала она правильно. Оказалось, что не хватает апостиля на подписи деревенского американского нотариуса. Это объяснил специалист по международному юридическому праву.

Хорошокин расстроился и даже немножко обиделся на дочь. Не для того он практически проливал свою кровь в коридорах и подвалах института, зубами цеплялся за каждый заваленный предмет и сдавал его. Не для того мыкался по общагам и дворницким. Не для того женился в столь юном возрасте, чтобы теперь дочь не вспомнила про апостиль, про который отец писал ей в письме. Да не для того…

* * *

Уже с третьего курса в здании бывшего офицерского корпуса Конногвардейского полка вместо общеобразовательных физик, математик, черчений и начерталок Вилена стали обучать предметам, о существовании которых он раньше не догадывался. Из всех аудиторий и лабораторий на него набросились и потребовали их изучить: электроника и машины и механизмы, вычислительная техника и квантовая механика, биохимия и даже анатомия. Но главными были предметы по электронному медицинскому оборудованию.

Вообще все науки, которые были впихнуты в Вилена за время счастливой незабываемой студенческой жизни, можно было разделить на три группы: науки точные, науки зубрительные и науки общественные. Первые и последние давались Вилену сравнительно легко. Науки зубрительные давались Вилену плохо, так как из-за своей врожденной трусости шпаргалками он не пользовался, а зубрительной памятью не обладал. Приходилось брать упорством. Именно благодаря зубрительным наукам Вилен не единожды мог вылететь из института, и каждая такая возможность была неповторима.

Все преподаватели в институте поражали Вилю своей тихой дореволюционной, чеховской, учтивостью, интеллигентностью и необычайно широким кругозором и начитанностью. Преподаватели наук точных и общественных учтиво ставили в зачетку хорошие оценки и огорчались, что не поставили оценку отличную. Преподаватели зубрительных предметов учтиво отдавали Виле зачетку и вежливо предлагали прийти в следующий раз.

Уже на первом курсе, чтобы юные козероги поняли, куда они попали, им подсунули предмет под названием «Технология металлов» и опустили Вилю, витающего в высоких сферах ядерной физики, электроники и другой научной фантастики к токарным, фрезерным и другим станкам, резцам и механизмам. Оказалось, что это тоже наука, и в ней есть свои углы заточки, посадки и допуски. Все это Вилен должен был изучить и кое о чем из изученного написать на зачете.

Преподаватель по фамилии Сахов и по имени Александр Симонович медленно прохаживался между рядами, заглядывал в листочки зачетников и комментировал увиденное.

В основном он видел не тронутые пастой шариковых ручек белые листы бумаги.

– Хорошокин уже на пути к зачету, – обрадованно прокомментировал две неуверенные строчки Хорошокина Сахов. Второй комментарий был еще более оптимистичным. У Хорошокина появилось еще три строки, а Сахов назвал это хорошей предпосылкой.

Голос и интонация Александра Симоновича показались Вилену подозрительно знакомыми…

* * *

– А теперь пойдет к доске и нам споет самая красивая, самая умная девочка, – голосом Александра Симоновича говорил учитель пения Александр Матфеевич. – Давай, Хорошокин Виля, спой нам про родимый край.

«Какая я тебе красивая девочка, я некрасивый мальчик», – злился Виля, выходил к доске, и слова песни о любимом крае и звуки ее музыки напрочь вымывались злостью из головы Вилена.

* * *

– То березка, то рябина, Украина над рекой, – ломающимся голосом, соревнуясь с баяном, путая слова и ноты, пропевал Виля ненавистную пионерскую песню.

– Какая еще Украина над рекой, Хорошокин?

– Как это какая, край родной навек любимый.

– Нет на Украине ни березок, ни рябин…

Спас Вилена от дурацких шуток Матфеича дитя оттепели КВН.

Покатилось это дитя снежным комом от Москвы до самых до окраин, и накрыли дитя и снежный ком веселую и находчивую часть жителей Серебрянска стремительным домкратом.

Веселые стали объединяться в кавээновские стайки, а находчивые эти стайки возглавили и устроили соревнования. По всем серебрянским предприятиям и учреждениям пронесся кавээновский смерч. Залетел он и в центральную районную больницу. И веселые врачи и медсестры решили, что самым веселым и находчивым является папа Вили.

Почему они так решили, Виля не понимал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное