Читаем Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография полностью

Может, потому что у них была самая большая библиотека в Серебрянске, может, потому что отец выписывал «Литературную газету» и журналы «Наука и жизнь» и «Знание – сила», а может, просто отец знал много армянских и еврейских анекдотов и разбавлял ими политинформации.

Сопровождать музыкой выступления больничной команды пригласили Вилиного учителя пения Александра Матфеича.

И сразу же хорошенькой и умненькой девочкой стал добрый, заторможенный гигант Вова Татаровский.

Других шуток у учителя пения не было.

Впрочем, еще одну шутку он отчебучил, а может, отчечетил, когда сбежал от жены с десятиклассницей то ли на БАМ, то ли на целину, то ли на другие стройки социализма. Благо баянисты с десятиклассницами были нужны везде.

* * *

Сладостная лихорадка КВН охватила Серебрянск. Билеты в серебрянский театр распределялись по спискам. Легче было достать билет на концерт заехавшего случайно в Серебрянск Кобзона. Виля стал классной знаменитостью. Он мог провести несколько друзей за кулисы.

Больница выигрывала одну игру за другой, а отец – все капитанские конкурсы.

И только капитану швейной фабрики отец проиграл. Она знала ответы на все вопросы наизусть.

В финале больница встретилась с командой завода подъемного оборудования.

В райкоме комсомола волновались. Все-таки в Советском Союзе ведущая роль принадлежала пролетариату, а не врачам и медсестрам. Завод должен был победить. Игра шла очко в очко, и даже капитанский конкурс отец Вили сыграл вничью. Выручил больницу и добил пролетарскую команду конкурс подарков.

Когда в зале запикали позывные из космоса и раздались слова приветствия очередного космонавта очередному съезду КПСС, зал затих. Таких подарков Серебрянск еще не слышал.

Все было просто. Звучала пластинка, подаренная делегату съезда, дважды Герою Социалистического Труда, знаменитой доярке Валентине Певченко. А Валентина Певченко, как и многие другие, лечилась у Вилиного отца.

* * *

Когда в третий раз Сахов увидел у Хорошокина целый исписанный лист, он решил вчитаться.

– Ну что же вы, Хорошокин, придется вам прийти в следующий раз, все у вас шиворот-навыворот, – расстроенно и очень учтиво сказал Сахов.

* * *

– Александр Симонович, а у вас в роду апостолов не было? – спросил расстроенный Вилен, забирая зачетку.

– Не было, отца по святцам назвали, а может, и были, кто их знает? Ты это к чему, Хорошокин?

– Наука у вас больно сложная – зубцы, резцы, механизмы.

– Никакая она не сложная, ну-ка ответь, у кого бывают зубцы?

– У шестеренки.

– А резцы?

– У токарного станка.

– Ну а что такое механизм?

– Приспособление для механических действий.

– Вот, а ты говоришь сложная.

– Ты откуда приехал, Хорошокин? Акцент у тебя украинский.

– Из Серебрянска.

– А-а-а, слышал, Тургенев про него писал.

– Где? В «Отцах и детях» ничего про него не сказано.

– Так Тургенев еще «Рудина» написал и «Вешние воды». Ладно, давай зачетку, а то еще из-за меня уедешь навсегда в Украину над рекой.

«Откуда он знает?» – изумился Вилен.

– Ну а где же твой Серебрянск, если не над рекой? – успокоил Вилена Сахов.

Первый зубрительный зачет был получен.

После зачета Виля был допущен к сессии и уперся в химию, зубрительнее которой были только «материалы» и «лампочки», но, чтобы до них дойти, надо было проскочить химию. Перед химией Вилен с температурой 38 сдал математику на четыре и пришел сдавать химию со сбитой температурой и воспалением среднего уха, но об этом он тогда не знал, как не знал, что можно было пойти в медпункт, взять справку и перенести сессию.

Вилен просто плохо слышал, плохо соображал и вообще был не в духе. Все это очень раздражало кандидата химических наук Лепорскую. Лепорская была известным ученым и уже в те времена пыталась с помощью электролиза перевести автомобили на электрическую тягу. Всеми силами с помощью наводящих вопросов пыталась она перевести полуотсутствующего Вилю из болезненного тумана, окутывавшего его, в химическую реальность, и даже спросила, при какой температуре плавится фосфор. Вилен знал, при какой температуре кипит вода, при какой она замерзает, он даже знал температуру солнца. Но почему он был обязан знать про какой-то фосфор. «Что, я вам справочник?» – обиделся Вилен.

– Ну знаете? – обиделась Лепорская и отдала Вилену зачетку.

– А оценка? – спросил Вилен.

– «Неуд» с первого раза не ставят, придете еще раз.

И Виля с острой болью побежал к ухо-горло-носу. Ворвался к нему без очереди и оказался у врача земляка-украинца, бывавшего в Серебрянске и знавшего его отца. Хоть что-то хорошее произошло в этот день у Вилена.

Со второй попытки химия тоже не была сдана, но на следующий день на лекции Вилен был удостоен особого внимания. Перед всем потоком Лепорская объявила, что у нее со студентом Хорошокиным, кажется, налаживаются конструктивные отношения и она надеется в следующий раз поставить Хорошокину хорошую оценку. Так и произошло: Вилен поднатужился и надежды оправдал.

– Чего ты не пошел сдавать химию к Ивановой, у нее все сдают? – спросил Вилена Леха.

– Не знаю, – честно ответил Вилен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное