Мельник ностальгии (сборник)

Друзья мои, уставшие нести
Свой крест – на неудачу осуждённых,
Нас много, для погибели рождённых,
На грани суицида мы почти.

Хочу я предложение внести:
Об Ордене почётном побеждённых!
Со света со всего собрать бы оных,
Чтоб стали все пропащие в чести.

Пусть общность доли сблизит, как магнит.
Чу! Колокол мистический звонит!
То монастырь раскрыл для нас объятья!

Нам сеять хлеб судьбой ещё дано,
Растить лозу, чей сок творит вино.
Тоску откинем прочь! Мы вместе, братья!

Коимбра, 1889

14

Я в океане. Лунный свет струится,
Но очертания родной земли
Во тьме пропали, штиль на море длится,
Шум португальских вод затих вдали.

Куда плывёшь? Вокруг чужие лица,
И радости себе ты не сули…
И только пар, что над водой клубится,
Внимает мне… О, сердце, не боли!

Ты. Лузитания[50], идёшь, родная,
Под парусом! Прощаюсь, уплывая
На судне Катринета[51]. Прочь, тревога!

Покой царит вокруг, и небо чище,
Моряк, на мачту лезь, скорей, дружище,
И «Франция»[52] кричи! О, ради Бога!

Атлантический океан, 1890

15

В каюте я, а, может, в колыбели?
И няня рядом села на скамью?
Укачивает так, что терпишь еле:
Шторм заменил кормилицу мою.

Корабль трепещет, тросы ослабели.
Сжимаю Библию в объятьях… Пью…
Твой дед, чьи руки в море задубели,
Сказал бы: ты позоришь всю семью!

Смелей! Ведь ты страдаешь, разве нет?
И ожидаешь в будущем страданья.
Зачем же этот смертный страх и бред?

За жизнь цепляться?! Оцени и взвесь:
Хоть мы не знаем, жалкие созданья,
Куда идём, всё ж там – милей, чем здесь.

Бискайский залив, 1891.

16

Оливково-зелёный океан.
На этих водах думаю о доме,
Как засыпал я в сладостной истоме,
А утром запах молока – духмян…

А здесь холодный от воды туман,
Туман – и ничего, на мили, кроме…
И, может, завтра в водяном разломе
Исчезну, странный гость, никем не зван.

Вслед – ни молитвы близких, ничего…
Мой дом – там детство, я вернусь в него,
Сестра там шьёт, в саду поёт цикада.

Карлота старая, закрой окно,
Начни мне сказку, ту: «Давным-давно…»
Ах, не мешайте плакать мне, не надо…

Ла-Манш, 1891

17

Любимая, знай, суета во всём:
И в славе, и в роскошествах вельможи.
Коль буду над другими вознесён,
Подругам станешь сразу же дороже.

И милостыней душу не спасём:
Всё суета, гордыня, и, похоже,
Хоть и жестоко говорить о сём,
Но матери любовь – тщеславье тоже.

Удача не всегда добра, как ныне,
И буду гинуть я в морской пустыне
Без помощи, с бедой наедине.

Их – осмотрительность ко мне вернула,
Отворочусь от лести и посула —
И это ли не суета во мне?

Северное море, 1891

18