Мельница времени

За ними в обе стороны тянулись низкие ровные берега. Неожиданно чуть впереди сквозь густую листву Катя разглядела холм свежей земли, на вершине которого что-то разноцветно поблескивало и поворачивалось, словно внимательно наблюдая за ними. Но когда они поравнялись с тем местом, оказалось, что там ничего нет.

«Наверное, показалось, – решила девочка, – солнце уж очень ярко навстречу светит».

Так путники миновали эту реку, через устье вошли в более широкую и помчались по ней.

«Как повезло! – радостно думала про себя Катя. – С такой скоростью я сразу все потери времени компенсирую. Скоро до самой большой реки доберемся, нужное журчание обнаружим и тогда – вдоль русла в притоки вслушиваться. Где надо, свернем и прямехонько до истока доберемся. Если же из него ручеек вытекать будет, сама без Ухалицы по бережку дойду».

Река сделала плавный изгиб, за которым значительно раздалась в стороны. По всему было видно, что через недолгое время она впадет в еще большую. Правда, той пока не было видно из-за легкой стелившейся над водой дымки.

Через недолгое время после того, как они влетели в нее движения Ухалицы стали более вялыми, словно она начала выбиваться из сил.

– Ну, ну, миленькая! – подбадривала ее Катя. – Потерпи, немножко осталось! Большой реки достигнем, там и передохнем!

Но Ухалица вдруг безвольно распластала плавники-крылья, опустилась на воду и, прикрыв глаза, замерла. Девочка растерянно огляделась. Расстояние до берега было приличным. Что ж делать-то?!

Неожиданно у края наволока, пологой береговой кромки, возникла расплывчатая женская фигура. Она сочувственно покачала головой и принялась делать движения, будто вытаскивала невод. Нити тумана тут же напряглись, натянулись и повлекли безропотное тело Ухалицы на мелководье.

По мере приближения девочка успела рассмотреть незнакомку. Это была полная, вся какая-то даже мягкая женщина средних лет. На доброжелательном, правда, несколько флегматичном ее лице застыла гостеприимная улыбка. Верхние веки были чуть прикрыты, что добавляло внешности выражение некой сонливости. Пухлые руки, которыми она неспешно перебирала, оказались необыкновенной белизны, будто никогда не знали труда.

Когда Ухалица подобно лодке ткнулась носом в песок, Катя соскочила в неглубокую воду и выбралась на берег.

– Как же так можно-то, а? – ласково запричитала женщина. – Дитя одно одинешенько в дальних краях скитается, работу непосильную за взрослых выполняет. И не стыдно ведь тем. Ну, мы им ужо зададим! – и строго погрозила пальцем. – Пойдем, моя милая, пойдем, моя хорошая. Пусть их!

Она трепетно обхватила гостью за плечо, прижала к своему боку и повлекла за собой. Он был теплый, мягкий и уютный, как добросовестно взбитая перина. На девочку вдруг накатило такое блаженство, что она, удивляясь сама себе, тут же подумала:

«И вправду, чего это я? Бегай за других, ищи, не пойми что. Мне больше всех надо, что ли?».

Правда, ее несколько смутило, что незнакомке откуда-то известно, зачем она здесь. Та, будто уловив чужие мысли, встрепенулась и продолжила:

– Молва о делах твоих добрых впереди тебя бежит. Я даже имя твое знаю. Ты просто молодец, Катя! – и нежно поцеловала в щеку.

Девочку тут же обволокло ароматом марципана, сдобы и еще чего-то неуловимо притягательного, что всегда витает в кондитерских магазинах и рождает сладостные предвкушения.

– А вы кто? – спросила она собеседницу.

– Я – тетушка Озева, – ответила та. – Путникам и труженикам помогаю покой обрести.

– Чтобы те отдохнули и сил набрались? – догадалась Катя.

– Ну да, ну да, – закивала спутница и тихо рассмеялась.

Они подошли к просторной одиноко стоящей избе и поднялись по ступеням крыльца. Озева не успела протянуть руку, как дверь сама собой распахнулась, искренне приглашая войти. Правда, как-то странно распахнулась: не наружу, а внутрь. Убранство помещений было под стать хозяйке. Такое же теплое, мягкое и уютное. На оконцах аккуратными сборками разбегались расшитые занавески. На столе, сундуках и ларях раскинулись ажурные салфеточки. По всему периметру дома на примыкающих к стенам лавках громоздились перины, одеяла и подушки.

«Наверное, для путников, если их много будет, – решила Катя. – Эх, завалиться бы сейчас и понежиться всласть!».

– Ты давай-ка ложись, вздремни, – тут же сладко проворковала Озева. – Заслужила. А дела погодят. Не к спеху, времени еще полным-полно, – и ласково подтолкнула девочку к постели у центральной стены.

После этих слов в горнице начал растекаться невообразимо притягательный аромат. Такой, что невозможно оторваться. Одна только мысль о том, что когда-то придется этот дом покинуть и расстаться с его благоуханием вызывала горестное щемление под ложечкой.

Катя вдруг почувствовала невообразимую усталость. Или ей так показалось, чтобы оправдать непреодолимое желание побыть здесь. Она, буквально засыпая на ходу, подошла к пышной перине и пробормотала:

– Только вы меня разбудите … через часик … или два, … или три …

Не успела она коснуться ложа, как перина бережно охватила ее, начала гладить, убаюкивать и, кажется, даже мурлыкать колыбельную.