Мелодия для саксофона

— Нисколечко. Просто именно Гегель ставил разум в центр всего, он так и писал, что разум «на всех высотах и во всех глубинах водружает знак своего суверенитета».

— Не очень-то понятно, что он этим хотел сказать.

— Только то, что разум вездесущ и всевластен. Он даже о боге писал: «Бог есть в существе своём мысль, само мышление».

— Извини, но мне ближе то, что бог есть любовь.

— Гегель считал, что и любовь, и семейная жизнь, и все другие чувства являются формами умозаключений.

— Мне, право, странно слышать такие слова от женщины, — нахмурил лоб Ринат.

— Так Гегель же не был женщиной, — рассмеялась Гузель и тотчас прикрыла рот ладошкой, опасаясь разбудить дочку.

— Не бойся, — сказал муж, — если даже пушки будут палить у нас под окном во славу твоего Гегеля, Гулька не проснётся.

— Он не мой! А кстати, ты знаешь, что выражение «встать на голову» принадлежит Гегелю?

Ринат покачал головой:

— А он что любил стоять на голове?

— В переносном смысле! — фыркнула Гузель. — Он писал: «С тех пор, как Солнце находится на небе и планеты обращаются вокруг него, не было видано, чтобы человек встал на голову. То есть опирался на свои мысли и строил действительность соответственно им. Анаксагор впервые сказал, что Нус (ум) управляет миром, но лишь человек теперь признал, что мысль должна управлять духовной деятельностью».

— Извини, дорогая, но я что-то запамятовал, — Ринат выразительно постучал себе по лбу, — кто у нас Анаксагор?

— А, один древнегреческий философ середины пятого века до нашей эры. Он был выходцем с Востока, но большую часть своей жизни прожил в Афинах. Его, кстати, принято считать первым профессиональным учёным.

Рината умиляло, что жена рассказывала о неведомом ему Анаксагоре таким тоном, словно он был их соседом по лестничной площадке.

— А кстати, — сказала Гузель, — Анаксагор считал, что мир вечен, «он не сотворим и не уничтожим».

— Мне нравится эта его мысль, — сказал Ринат, теребя шелковистую прядку чёрных ароматных волос жены. И добавил: — А твой Гегель, извини, конечно, на мой взгляд, сухарь.

— Да ладно тебе, — Гузель тихонько стукнула мужа ладошкой по руке, теребящей её волосы, — вот, например, Герцен считал, что «все произведения Гегеля пронизаны поэзией».

— Это он загнул, — сказал Ринат и сладко зевнул.

— Ничего подобного, ведь и сам Гегель говорил, что «Философия душа всех наук», а поэзия одна из форм познания действительности, и поэты были исторически первыми исследователями мира.

— Да? Как интересно, — пробормотал Ринат, и через мгновение Гузель поняла, что муж спит.

Она улыбнулась и, устроив поудобнее голову у него на груди, закрыла глаза.

Глава 7

Как ни мечтал ещё совсем недавно Наполеонов о своей постели и материнской ласке, вечером он всё же позвонил в детективное агентство своей подруги детства.

Трубку, как всегда, снял её помощник Морис Миндаугас и произнес:

— Детективное агентство «Мирослава» слушает.

— И когда вы только определитель номера на стационарный телефон поставите? — с притворным негодованием проговорил Наполеонов.

— А зачем? — улыбнулся Морис, узнав голос друга.

— Как зачем?! — продолжал негодовать следователь, — а если вам, например, позвонит конь в пальто?!

— Значит, мы ему нужны, — невозмутимо отозвался Миндаугас.

— И что вы с ним делать-то будете? — неожиданно заинтересовался Наполеонов.

— Пригласим в дом, поможем снять пальто, напоим чаем…

— Подожди, подожди, — перебил его следователь, — а кормить вы его будете?

— Это смотря что он захочет съесть. Овса, например, у нас нет.

— Погоди ты со своим овсом! У вас борщ есть или супец какой-нибудь?

— На ужин суп с фрикадельками, но, по-моему, кони…

— Да при чём тут кони?! — воскликнул Наполеонов, — я уже о себе говорю!

— А о тебе, тогда ещё запеченная грудка индейки…

— Небось опять с овощами, — фыркнул Наполеонов.

— С отварной брюссельской капустой.

— Трава!

— Она очень полезна.

— Знаю-знаю, мать уже все уши прожужжала и вы тоже. А пирог есть?

— Скоро испечётся.

— С чем?

— Разве тебе не всё равно, — не выдержал и рассмеялся Морис.

— Вообще-то ты прав, — грустно вздохнул Наполеонов, — я буду пирог с любой начинкой. Но грех издеваться над голодным человеком.

— Это ты голодный человек?

— А то кто же?!

— Ты всегда голодный.

— И всё-таки с чем пирог?

— Один — с рисом и мясом, другой — с лимоном и яблоками.

— Так будет два пирога?! — обрадовался Шура.

— Два. Так что приезжай скорей.

— Мчусь на крыльях своей «Ладушки»!

— Только не гони сильно, — предупредил Миндаугас, — дождь прошёл, шоссе мокрое.

— Не учи учёного! Я ли не пекусь о своей девочке!

Девочкой Наполеонов называл свою белую «Ладу-Калину» и, действительно, так холил её и лелеял, словно это был не автомобиль, а кобыла арабских кровей.

Из машины он позвонил своей матери и голосом полным раскаяния проговорил:

— Ма, я еду к Мирославе…

— Там и заночуешь? — усмехнулась Софья Марковна.

— Но не ехать же мне ночью домой, — заныл Шура, — дождь прошёл, шоссе мокрое.

Софья Марковна не выдержала и рассмеялась:

— Можешь не оправдываться.

— Да?

— Да! Я даже рада, что тебя сегодня не будет дома.

— Это ещё почему? — насторожился Шура.