Мелодия для саксофона

— А, эту прелестную вещицу, — улыбнулась Элла, — вам просил передать ваш анонимный поклонник.

— К-к-какой ещё поклонник? — едва выговорил следователь.

— Я же говорю, анонимный, — невинно проговорила девушка.

— У меня нет поклонников! — затопал ногами следователь.

— Так он тайный, — Элла потупила глаза.

— Чёрт знает что! — заорал следователь, — ты пустила постороннего в святая святых?!

— Куда?!

— Я имею в виду свой кабинет.

— Ах, нет, — беззаботно отмахнулась секретарь, — я никого в ваш кабинет не впускала.

— А как же сюда попало это?! — Наполеонов снова махнул рукой в сторону натюрморта.

— Я сама внесла сюда эту прелесть, — ласково пропела Элла.

— А если бы это была бомба?!

— Ну, что вы! Я же развернула её. Хотя, может быть, это и есть бомба!

Следователь невольно отпрыгнул от картины.

— Александр Романович! Я имела в виду в культурном понимании этого слова.

— В культурном?! — вытаращил глаза следователь и сердито прошипел: — Да что ты в этом вообще понимаешь?!

Секретарь пожала плечами с притворно обиженным видом, стараясь не расхохотаться в голос.

Наполеонов побегал по коридору, стуча каблуками, и распорядился: «Унеси это!» — он махнул рукой на натюрморт.

— Куда? — спросила Элла беззаботно.

— К чёрту на кулички! — вызверился Наполеонов.

— Я туда дороги не знаю, — равнодушно отозвалась девушка.

Внезапно Наполеонов остановился и задумался, потом поманил Эллу пальцем. Она осторожно приблизилась к нему, он встал на цыпочки и что-то прошептал ей на ухо.

— Да вы с ума сошли, Александр Романович! — воскликнула девушка.

— Ничего подобного, — ответил следователь, — иди и отнеси ему презент.

Элла поохала, повела плечами и отнесла натюрморт Фёдору Поликарпычу.

Вернувшись в свой кабинет после небольшой отлучки, тот с изумлением увидел картину.

— Что это? — спросил он всё ту же Эллу.

— Подарок от неизвестного, — ответила она устало.

— Ты что-то плохо выглядишь, — забеспокоился он.

«Будешь тут с вами плохо выглядеть», — подумала про себя девушка, а вслух сказала:

— Голова немного побаливает.

— Ты не спросила, как зовут этого дарителя? — спросил начальник и почему-то хитро подмигнул Элле.

— Нет… — ответила она растерянно.

— Ну, это ты зря, — укорил он, — в следующий раз обязательно спрашивай.

«Чёрта с два я что-нибудь возьму хоть у кого в следующий раз», — подумала Элла, а вслух сказала:

— Обязательно, Фёдор Поликарпыч.

— Вот и молодец, — похвалил начальник, — а сегодня иди домой.

— Так ещё рабочий день, — заикнулась она.

— Ничего, ничего, — ответил он, — я тебя отпускаю.

Элла подхватила букет, подаренный Славиным, свою сумочку, заглянула к Наполеонову и сказала:

— Я домой ухожу, Александр Романович.

— Как, то есть, домой? — удивился он.

— А так! — Элла показала следователю язык и закрыла дверь.

— Не иначе, Фёдору Поликарповичу презент пришёлся по душе, — хмыкнул он.

Много позднее все узнали, что начальник отвёз злосчастный натюрморт к себе на дачу и хвастал знакомым, что подчинённые настолько сильно любят его, что скинулись на букет сирени, чтобы у него в доме и на душе всегда была весна и пахло сиренью.

В общем, Фёдор Поликарпович тоже оказался не обделён юмором и разгадал козни своих подчинённых.

* * *

— Расскажи мне что-нибудь о Гегеле, — попросил Ринат, укладываясь в постель рядом с женой.

— С каких это пор тебя стали интересовать немецкие философы? — тихо рассмеялась Гузель.

— Меня интересуешь ты и Гулька, — серьёзно ответил он жене.

— Ну, ладно, тогда слушай.

Ринат старался не упустить нить рассказа жены, но запомнил только, что родился Гегель в августе 1770 года в Штутгарте.

Отец его служил секретарём казначейства при дворе герцога какого-то. Гегель так хорошо учился, что в двадцать лет стал магистром философии, но ни за что на свете не хотел становиться священником, зато стал воспитателем троих детей некого патриция и занимался творчеством. Потом вернулся на родину и после смерти отца получил небольшое наследство. Читал лекции, не очень контачил со студентами, женился и философствовал, философствовал, философствовал.

— Нет, ну его! У меня голова не казённая, — решил Ринат.

— А представляешь, — неожиданно сказала Гузель, — мы с тобой, взявшись за руки, бродим по ночным узким улочкам Веймара. Гулко разносится эхо наших шагов. И вдруг мы переносимся в Йену, в прошлое, и попадаем в Йенский университет и вместе со студентами слушаем лекции Гегеля.

— Звучит заманчиво, — улыбнулся Ринат, — но я предпочёл бы остаться в настоящем.

— И тебе не хочется побывать там, где Гегель закончил свою «Феноменологию духа»?

— Я думаю, — проговорил Ринат осторожно, — что смогу это пережить.

Гузель снова тихонько засмеялась, а потом сказала:

— Я думала, что Гегель близок тебе по духу.

— С чего это? — насторожился Ринат.

— Но как же?! Ты всегда призываешь поступать разумно!

— И что с того? — спросил он осторожно.

— Как что?! — брови Гузель превратились в луки, собирающиеся выпустить стрелы.

— По-моему, ты хочешь сбить меня с толку, — проговорил муж.