Мелодия для саксофона

В художественной школе он учился в детстве и никаких связей со своими бывшими однокашниками не поддерживал и не имел понятия о том, чем они занимаются теперь.

К отцу Дмитрий обращаться не захотел, хотя Славин-старший и помогал устраивать выставки молодым художникам, но на данный момент в его каталоге никакого Дорина не было. Поэтому Дмитрий позвонил известной в городе художнице Лидии Заречной, с которой он познакомился при расследовании одного из дел.

С тех пор они встречались время от времени, посещая вместе известные выставки, и даже пару раз сходили в Драматический театр на премьерные спектакли, и это не считая редких встреч в кафе.

Дмитрий вспомнил, какой он увидел Лидию впервые, и невольно улыбнулся.

На девушке были старые джинсы и перепачканная красками светло-серая блузка. Русые волосы небрежно сколоты на затылке, слегка полноватые губы и большие серо-зелёные глаза.

Именно эти глаза и зацепили Славина. В них светились ум, любознательность и что-то ещё, не передающееся словами, может быть, обещание захватывающего приключения или намёк на раскрытие некой тайны…

Этого Славин сам не знал и не узнал до сих пор. Вероятнее всего, он сам себе придумал и приключения, и тайну.

Дмитрий тихо вздохнул, но как только услышал в телефоне голос Лидии, сразу ожил:

— Привет!

— Это ты? — спросила она. — Я смотрю, номер высветился неизвестный.

— Я звоню со служебного телефона.

— А, со служебного, — протянула она и закончила: — Значит, и разговор служебный?

— В некоторой степени, — отозвался Дмитрий, уловив в голосе художницы нотку разочарования.

— Что же ты хочешь?

— Лида, будь другом… — При слове «другом» Заречная фыркнула, а Славин обругал себя мысленно «ослом». Но, тем не менее, продолжил:

— Лида, скажи, ты слышала что-нибудь о неком художнике Владимире Дорине?

— Тоже мне, нашёл художника, — проговорила она с лёгким пренебрежением, — Володька недавно окончил училище. Нигде ещё не выставлялся. Позиционирует себя как классик.

— В смысле? — удивился Славин.

— Ну, то есть, пишет в стиле старых художников, типа Репина, Кипренского, Федотова, Брюллова.

— По-моему, неплохой выбор.

— Может быть, — проговорила она неуверенно.

— То есть ты хочешь сказать, что это теперь немодно.

— Не только…

— А что ещё?

— Переплюнуть классиков он не сможет, а свою манеру письма пока не выработал.

«Выработает, какие его годы?» — подумал про себя Славин, а вслух спросил:

— Ну, и где он сейчас подвизается?

— А нигде.

— То есть?

— Вернее, он что-то пишет. А продаёт небольшие миниатюры на Пешеходной улице. Знаешь, где это?

— Да, конечно. Спасибо тебе! Выручила.

— А когда мы увидимся? — спросила Лидия.

— У отца в воскресенье будет выставка некоего заезжего художника из Австрии. Выставка для избранных, — сделал он ударение на слове «избранных».

— А нас туда пропустят? — спросила Заречная.

И он догадался, что она улыбается.

— Приглашения у меня на руках. Жди меня в воскресенье в десять утра возле входа.

— Или ты меня жди, — пропела в трубку Лидия и отключилась.

— Или я, — согласился Славин, прислушиваясь к коротким гудкам. Улыбнулся и повесил трубку.

И только сейчас он заметил, что за ним внимательно наблюдает и, видимо, прислушивалась к их разговору его коллега Любовь Залеская.

— Ну, выяснил что-нибудь? — спросила она небрежно.

Он кивнул:

— Кое-что, — и неожиданно спросил: — Хочешь пойти со мной?

— Куда? — удивилась она.

— На Пешеходную улицу.

— Зачем?

— Поглядим на самого Дорина и на его шедевры.

— В рабочее время?

— Лейтенант Залеская! Вы меня изумляете! Я же вас не развлекаться зову, а изучать личность подозреваемого, — проговорил он нарочито строго, — так идёте или нет?

— Да, конечно, — засуетилась она, выключила компьютер и схватила свою сумку.

До Пешеходной улицы они доехали на машине Славина «Лада-Калина», как предполагала Любава, подаренной ему отцом. Ведь на зарплату опера автомобиль, даже отечественный, купить можно, только взяв кредит.

Она слышала, что к кредитованию Дмитрий относится скептически, но не знала, что Славин писал обзорные и критические статьи не только для российских журналов, но и для зарубежных, помогал отцу составлять каталоги и делал некоторые другие вещи в мире искусства.

Ехать на машине вдвоём с Дмитрием было одним сплошным удовольствием, и Любава не заметила, как они домчались до места.

— Прошу, — галантно произнёс Славин, распахивая дверцу и подавая ей руку.

— Спасибо, — улыбнулась она, оперлась на его руку, и они пошли по улице точь-в-точь как влюблённая парочка.

Любаве казалось, что на них смотрят все прохожие.

И положа руку на сердце посмотреть было на что — широкоплечий высокий блондин с глазами цвета лесного ореха и гарная дивчина, вся из себя ладная и видная.

Любава представляла, как плещутся фонтаны, хотя их уже выключили, но их воображаемый шум казался ей чарующей музыкой.

Она шла не чуя под собой ног. А Славин, казалось, ничего не замечал.

— Смотри, — сказал он, — а вон и художники.

Уличных художников было сегодня не слишком много. День был прохладным, а с Волги вообще дул пронизывающий ветер. Любава невольно поёжилась.

— Ты не замёрзла? — быстро спросил Дмитрий.