Жаркими ночами я вертелась на нарах. Осторожно, чтобы не разбудить соседок. Душно. Кто-то стонет во сне, кто-то вскрикнет. Остальные спят тяжелым сном. Пахнет потными женскими телами, прелой обувью. Жужжат комары, напоминая о колымских комариных армиях. И от этого тянутся образы: тысячи таких лагерей, раскиданных по стране. А дети? Растет «счастливое сталинское детство», сироты при живых матерях. Что из них вырастет? Мои кое-как выросли… Встают еще на Колыме сложившиеся стихи:
Вот она у всех спящих в бараке. Как испарение тел поднимается ночью горечь. Над городами, если смотреть с самолета, – черная шапка воздуха, пропитавшегося дымом. Над женскими лагерями в ночное время такая же шапка горечи, поднимающейся во сне: где дети?
Мы приспособились к агробазе: завелись бытовые привычки. Пололи морковь, ели тонкие хвостики, сидя на грядках. Сняли первый урожай огурцов, в корзинах отправили их на станцию. Хрупали огурцы, зажав в рукаве. Бригадир знал, но делал вид, что не видит: он не имел права разрешать нам есть. Было молчаливое соглашение: не попадайся! Начали краснеть помидоры. Через неделю, надеялись мы, вонзим в них зубы, наполним рот сладкокисловатым соком. Гладкие красные помидоры живительны в душный день.
Мы стали уже строить планы жития. Но… Утром не выпустили развод. Толстый нарядчик вышел со списком. Стали выкликать фамилии:
– Соберитесь с вещами!
Этап?! Куда?..
Забегали по лагерю: сдергивали с веревок белье, искали свои кастрюльки, вытряхивали мешки и постели.
Седая Валерия Рудольфовна, в своих белых носочках и аккуратной кофточке, торопливо увязывала посылку, Надя Лобова ей помогала. Вызвали весь наш этап и еще много прежних, что были давно на 13-м.
У каптерки – очередь, сдавали постели. В бараках все разворочено.
Ударили в рельс ворот: сбор! За воротами стрелки с овчарками на привязи. Начали выкликать фамилии:
– Имя, отчество? Год рождения? Срок? Статья?
За ворота выпускали поодиночке. Там толпились заключенные, окруженные стрелками с собаками.
– Разберись по пять!
Строй вытянулся.
– Становись ровней! Шагом марш! – кричал старшой, на бегу пересчитывая пятерки.
Странный это был марш. Поправляя сбившиеся платки, отирая пот, горбясь под узлами, тащили женщины свои вещи. Некоторые, чтобы меньше нести, надели на себя зимние вещи – не бросишь ведь, зима грозит.
Спотыкаясь, тащились пятерки по песчаной дороге. Сзади и с боков следовали стрелки. Взволнованно лаяли овчарки.
– Не разбивать строя! Ровней дистанцию!
Палящее солнце над головой. Все тяжелее кажутся вещи, ноги вязнут в песке. Не манит, не радует лесная свежесть, милые зеленые лапы кленов, кудри лип по бокам дороги – они недоступны.
– Ровней шаг!
– Мы не можем больше, хоть привал сделайте!
– Недалеко, всего пять километров, – успокаивает старшой.
Пять километров, конечно, немного. Для молодых, сытых парней – пустяк. Но для ослабевших женщин тащить пять километров вещи… Кто-то всхлипывает, какая-то, не выдержав, бросает узел с вещами.
– Что ты? С чем зимой останешься?
Девушка берет брошенный узел, взваливает на плечо, в руку мешок.
Время за полдень. Жара и пыль. Собаки, высунув языки, идут на сворках.
– А ну, подтягивай, подтягивай! Скоро придем! – подбадривает ведущий этап.
Наконец впереди высокий дощатый забор, бревна с колючей проволокой, вышки по углам – лагерь.
Команда: «Садись!»
Со вздохом, скидывая вещи, женщины садятся на землю. Из проходной выскакивает стрелок. Медленно выходит начальство. Ведущий начинает сдавать этап. Это непросто: сверяют лицо с фотокарточкой на документах, опрашивают, пропускают в зону. Так сто женщин.