Мемуары

Я видела церковь простую и тщательно убранную. Монахи проводят время в молитве и в работе на огородах. Стояла теплая пасмурная погода, без всякого ветра. С интересом я любовалась разнообразием вида, расстилавшегося у моих ног. Спокойствие монастыря и его верных обитателей навело меня на глубокие мысли о ничтожестве мира с его бесполезной суетой. Гора способствует возвышенным мыслям, как нам доказала это древность: на горе предавались размышлениям, там искали религиозных мыслей и там молились святые. На горе же свершилось чудо искупления. Человек чувствует потребность подняться над землею. Это стремление означает не гордость, движущую мир, но благородство души, которое так часто теснится и борется в нас.

Надвинулась туча, и разразилась гроза, теплый дождь лил потоком. Несмотря на это, мы спокойно спускались с горы. Воздух был так чист и напоен ароматами растений, что не хотелось уходить. Я несколько раз оборачивалась, чтобы взглянуть на гору, которая точно вырастала по мере того, как мы удалялись. Во время самого сильного ливня мы вошли в хижину и потом направились к карете, дожидавшейся нас у подножия горы. Робер рассказал мне про кладбище де-ла-Маде-лен, где погребено тело Людовика XVI, а десять месяцев спустя, после него, тело королевы. Один горожанин, живший в доме, из которого видно было кладбище, видел, как положили тела и закидали их известью. Когда эпоха Террора прошла, он купил эту землю, оградил ее стеной, заботясь о людях, убеждения которых ему были известны. Кровопийцы, чтобы довершить свою жестокость, положили головы мучеников у них между ног. Случайно оказалось, что все лица, погибшие во время свадьбы Людовика XVI, погребены у него в ногах, так же как и телохранители, убитые в Версале. В противоположном углу, где бросают нечистоты, покоится тело герцога Орлеанского (Эгалите).

Робер был» знаком с собственником земли. Он предложил мне спросить у него разрешение осмотреть кладбище. Он согласился, и мы были там с г-жой де Тарант и Полиной де Беарн. Мы вошли на небольшой двор перед домом; дочь этого верноподданного вышла встретить нас, так как ее отца не было дома. Она провела нас к ограде и отперла дверь ключом, бывшим при ней. Посредине находится виноградник, в тщательно убранном углу устроен довольно обширный газон в форме гроба, окруженный плакучими ивами, кипарисами, лилиями и розами. Г-жа де Тарант и Полина стояли, прижавшись друг к другу; бледность и выражение их лиц отражали чувство более сильное, чем скорбь. Я встала на колени на этот священный газон и собирала цветы, выросшие сами по себе. Казалось, что эти цветы говорили; мои глаза как бы стремились проникнуть в глубь земли, мои колени прижимались к ней.

Бывают трудно определимые чувства, вызываемые обстоятельствами. Но то, что тогда представлялось мне, было способно тронуть мою душу. Я видела королеву, полную прелестей и добродетелей, оклеветанную, изгнанную и замученную. Быстрота мысли соединяет в одной точке все течение жизни; воображение осматривает его и представляет душе; душа волнуется и глубоко проникается им. Я успокоилась на мысли о мученическом венце.

Я наполнила свой носовой платок анютиными глазками и иммортелями; мои спутницы были как бы пригвождены к своим местам. Я послала купить несколько маленьких медальонов, чтобы положить туда цветы, и дала один г-же де Тарант, другой Полине и один оставила себе.

Бонапарт замышлял новое преступление. Он отправился в совет (в марте 1804 года), чтобы предложить арест герцога Энгиенского, и представил его подозрительным. Совет отклонил это предложение. Бонапарт замолчал, вышел и послал тотчас же подлого Коленкура в Эттенгейм (в великом герцогстве Баденском, на правом берегу Рейна, где находился герцог, с согласия первого консула), чтобы привезти его в Париж. Несмотря на насилие этого требования, герцог не подумал, 4jo его везут на смерть. Его продержали в Париже только несколько часов и отвезли в замок де Винцен, принадлежавший его отцу. Быстрота путешествия утомила его, он бросился на кровать в приготовленной ему комнате и крепко заснул.

В полночь его разбудили.

— Что вам нужно? — спросил он.

— Вам надо явиться для допроса.

— О чем?

Ему не отвечали. Он спокойно последовал за посланными. Когда он пришел к своим судьям, или, вернее, палачам, они спросили его имя, титул, фамилию и присудили к смерти. Он попросил священника. Ему было отказано.

— Нужно только несколько мгновений искренней молитвы, чтобы получить милосердие Бога, — сказал он.

Потом он упал на колени и горячо молился несколько минут. Окончив, он встал, говоря:

— Пусть скорее это кончается!

Его провели к одному из рвов замка. Ночь была темная. Герцогу привязали фонарь на грудь, около сердца, чтобы не промахнуться, и хотели завязать глаза.

— Это лишнее, — сказал он, — Бурбоны умеют умирать.

— Встаньте на колени, — приказали ему.

— Я становлюсь на колени только перед Богом. Девять ружей выстрелили сразу, он упал в ров, и его засыпали землей.