— Я уеду, самое раннее, через шесть недель. Потом я переменила разговор.
Мое затруднение было велико. Я не знала, как достать паспорт г-же де Тарант. Она не захотела вычеркнуть себя из числа эмигрантов, и я боялась привлечь на нее внимание, тем более что стали преследовать и женщин. Все, с кем я говорила об этом, не могли мне дать никакого совета. В то время как я находилась в этом затруднении, ко мне заявился камердинер г-на де Шуазель-Гуфье и передал мне записку и огромный министерский портфель, запертый на ключ. Де Шуазель просил меня, заклинал и умолял извинить его поступок, который был следствием, по его словам, его глубокого уважения ко мне и доверия.
Его подозревали в сношениях с Моро и могли с минуты на минуту арестовать. Он просил меня сохранить бумаги, которые могли быть слишком ярким доказательством его убеждений. Письмо заканчивалось массою комплиментов моему поведению. Я сделала вид, что поверила всему, что он мне сообщил, но я отлично поняла, что его поступок был просто молчаливым предложением мне сообщить о чистоте его убеждений в России. Но трудно было не заподозрить их. Его дружба с Тапейраном и все, что он получил по его милости, говорило против него: большая часть имений де Шуазеля были ему возвращены и также все античные древности, которые он собрал во время своих путешествий; его двор был полон капителями и сломанными колоннами удивительной красоты. Задаром не получают милости от Бонапарта.
Герцогиня де Жевр попросила позволения привезти ко мне г-жу де Шуазель-Гуфье, почтенную и интересную женщину, качества которой гораздо выше достоинств ее мужа. Я приняла ее с горячим интересом и через два дня отдала ей визит. Де Шуазель с беспокойством смотрел на меня. Он не видал меня с тех пор, как послал портфель, и боялся, чтобы я не заговорила про это при его жене. Ему было стыдно признаться ей в этой комедии. Я не помянула об этом ни одним словом, хотя испытывала большое искушение сыграть над ним шутку. Я сказала ему о своем отъезде и о том затруднении, в котором я нахожусь с паспортом г-жи де Тарант. Мы условились насчет часа, когда он мне пошлет своего необычайного человека. Я попросила принцессу де Тарант прийти помочь мне, потому что я ничего не знала про то, как это делается во Франции. Она была у меня, когда мне доложили о приходе таинственной личности.
Одно его появление способно было вызвать удивление. Представьте себе пожилого человека, длинного, худого, с безобразным лицом оливкового цвета, с черными, пронизывающими глазами, с длинным, заостренным носом, с синеватыми, тонкими губами, ртом до ушей и огромными зубами; вся его фигура производила впечатление скелета. На нем был надет светло-серый фрак, длинная полосатая жилетка, панталоны, серые чулки и башмаки с маленькими круглыми пряжками. Волосы были причесаны по старинной моде, с буклей над ухом и косой на прусский образец, спускавшейся до половины спины.
Никогда я не видала такой мрачной фигуры. Я молчала несколько минут; этот страшный человек не внушал мне никакого доверия. Наконец я спросила у него, может ли он достать паспорт для особы, занесенной в список эмигрантов, но паспорт совершенно правильный, чтобы ехать на воды в Германию. Он ответил мне замогильным голосом:
— Отчего же нет?
— Но что же нужно для этого сделать?
— Я приду сообщить вам это завтра вечером. Тогда вы мне откроете имя особы, хотя мне это уже известно.
— Кто же это такая? — спросила я.
— Принцесса де Тарант.
Я дала ему в этот первый его приход луидор; он поклонился мне с такой преувеличенной улыбкой, что я не могла удержаться от гримасы отвращения. На следующий день он принес мне необходимые бумаги и сказал мне, что г-жа де Тарант должна будет пойти с ним к нескольким ремесленникам в ее квартал, чтобы пригласить их свидетелями. У нее была свобода выбора. Пришлось подчиниться этой формальности, и я дала ему в этот второй визит два луидора.
Через несколько дней он принес мне паспорт и попросил г-жу де Тарант отправиться с ним в префектуру. Хотя все это было законно, мы не могли не испытывать некоторого страха. Г-жа де Беарн предложила мне пойти подождать г-жу де Тарант на набережной перед префектурой. Мы стояли там около часу, чувствуя настоящую тревогу. Наконец она появилась, к нашему большому удовольствию, и паспорт был выдан по всем правилам, с подписями властей и между ними подпись Талейрана. Я щедро оплатила эту важную услугу.
Братья Полиньяк были арестованы. Идали была освобождена и получила разрешение посещать каждый день в тюрьме своего мужа. Ее кузина, г-жа де Бранкас, провожала ее. Двор в Тампле бывал полон народу, выказывавшего самое горячее участие жертвам. Их перевели в Консьержери; у ворот тюрьмы стало еще более собираться публики. Идали и ее кузина передавали мне, что каждый раз, как они приезжали, народ бросался к ним с расспросами, нет ли какой надежды, и выражал им самое трогательное участие.