Мемуары

Четырнадцатого июня жалобы на приближающиеся Лотарингские войска усилились настолько, что магистраты от короны приглашены были в Парламент. Они предложили просить герцога Орлеанского удалить лотарингцев. Советник, имени которого я не помню, заметил, что не может взять в толк, отчего палаты считают, будто, при нынешних отношениях с двором, им на руку отвод Лотарингских войск; на это Менардо ответил, что упомянутое соображение насчет двора тем более обязывает Парламент избегать всего, что может дать повод оклеветать его в глазах Короля, и потому он предлагает предписать сельским общинам брать под стражу Лотарингских солдат. Остановились, однако, на том, что вопрос обсудят подробнее, когда в Парламент прибудет Месьё. Вы, конечно, полагаете, что отступление герцога Лотарингского, о котором я рассказал выше и о котором в Париже стало известно 16 числа, не должно было вызвать особенного смятения в умах, поскольку столь многие его желали; смятение, однако, было неописанным, и я отметил, что те, кто всех громче роптали на его приближение, теперь всех громче негодовали из-за его ухода. Мудрено ли, что люди себя не знают, — бывают времена, когда они, так сказать, себя не сознают.

Двадцатого июня президент де Немон, сообщив о результатах своего посольства в Мелён, огласил такой ответ Короля: хотя Его Величество прекрасно понимает, что требование отставки г-на кардинала Мазарини всего лишь предлог, Король, восстановив прежде честь г-на Кардинала декларациями, коих заслуживает его невиновность, быть может, и удовлетворит просьбу о том, о чем каждый день настоятельно хлопочет сам г-н Кардинал; однако Королю нужны верные и надежные гарантии, что принцы исполнят все обещанное ими в случае удаления г-на Кардинала; посему Король желает знать, намерены ли они:

1. Расторгнуть в этом случае все союзы и коалиции с иностранными государями;

2. Отказаться от всех своих притязаний;

3. Явиться пред лицо Его Величества;

4. Изгнать всех иноземцев, находящихся в пределах французского королевства;

5. Распустить свои войска;

6. Намерен ли город Бордо, так же как принц де Конти и герцогиня де Лонгвиль, подчиниться королевской воле;

7. Будут ли крепости, усиленные гарнизонами Принца, приведены в прежнее свое состояние.

Таковы были главные из двенадцати вопросов, на которые герцог Орлеанский с жаром и даже с негодованием отвечал, что допрашивать таким образом сына Короля и принца крови дело неслыханное, поскольку оба они уже объявили, что сложат оружие, как только Кардинал окажется за пределами королевства, и, будь у двора добрые намерения, обещание это само по себе должно было вполне его удовлетворить. Начались прения, но закончить обсуждение не удалось — его перенесли на 21 июня.

На этом заседании Месьё присутствовать не мог, ибо ночью у него случился приступ колики; палаты в присутствии принца де Конде обсудили вопрос о том, как изыскать средства, необходимые для вспомоществования беднякам, терпевшим в Париже отчаянную нужду ⁵⁰⁹, и как собрать сто пятьдесят тысяч ливров, назначенных за голову Кардинала. Для решения последнего вопроса постановили немедля описать все, что осталось от движимого имущества Мазарини.

В этот день герцог де Бофор совершил глупость, вполне его достойную. Утром в зале парламентского Дворца вспыхнуло возмущение, и, если бы не он, толпа растерзала бы советников Вассана и Партьяля; вот г-н де Бофор и задумал отвлечь народ от Парламента, собрав его на Королевской площади; сбор он назначил после обеда. На его зов сошлось тысячи четыре или пять всякого сброда, и он произнес перед ним самую настоящую проповедь, увещевая его повиноваться Парламенту. Подробности рассказали мне достойные доверия люди, нарочно мной туда посланные. Президенты и советники, большей частью давно уже перетрусившие, теперь вообразили с перепугу, будто сборище это затеяно герцогом де Бофором им на погибель. То, что наговорил в ответ на их расспросы сам г-н де Бофор, только нагнало на них пущего страха, и ни Месьё, ни принц де Конде не в силах были убедить президентов явиться в Парламент. Происшествие, случившееся в тот же вечер на улице Турнон с президентом де Мезоном, отнюдь их не успокоило. Г-на де Мезона, вышедшего от Месьё, едва не разорвала на куски толпа, — принц де Конде и герцог де Бофор чудом его спасли. События этого дня показали, что г-ну де Бофору невдомек: тот, кто собирает толпу, непременно ее бунтует. Так и вышло; два или три дня спустя после великолепной проповеди г-на де Бофора, в зале Дворца Правосудия произошли небывалые доселе беспорядки; за президентом де Новионом гнались даже по улице, и жизнь его подвергалась величайшей опасности.

Двадцать пятого июня принцы объявили в ассамблее палат, что, как только кардинал Мазарини покинет Францию, они неукоснительно исполнят все статьи, перечисленные в ответе Короля, и тотчас пошлют к нему депутатов, чтобы согласить все, что еще останется после этого исполнить; затем Парламент предписал своим посланцам немедля возвратиться ко двору и передать Королю слова принцев.