Мемуары

Мятежники начали стрелять в окна Ратуши, подожгли двери, ворвались внутрь со шпагами в руках и убили судью-докладчика Ле Гра, советника парламента Жанври, советника Счетной палаты Мирона, одного из самых честных людей, кто пользовался особенной любовью народа. Погибло также двадцать пять или тридцать горожан; маршал де Л'Опиталь чудом избег подобной участи ⁵¹¹ только благодаря президенту Барантену. Мальчишке-парижанину по имени Нобле — я упоминал о нем, когда рассказывал о моей стычке с г-ном де Ларошфуко в дверях отделения судебных приставов — тоже выпало счастье оказать в этом случае услугу маршалу. Вы легко вообразите впечатление, произведенное в Париже поджогом Ратуши и кровью, в ней пролитой ⁵¹². Сначала все оцепенели, в мгновение ока лавки закрылись. Некоторое время парижане пребывали в растерянности, но часам к шести жители некоторых кварталов мало-помалу опомнились и стали возводить баррикады, чтобы остановить мятежников, которые между тем рассеялись сами собой. Правда, содействовала этому Мадемуазель: в сопровождении г-на де Бофора она отправилась на Гревскую площадь, где еще застала горстку смутьянов, которых заставила разойтись. Но злодеи не оказали такого почтения святым дарам, когда кюре церкви Сен-Жан вынес их к ним, чтобы убедить поджигателей потушить пожар у дверей Ратуши.

В разгар волнений ко мне явился епископ Шалонский; страшась за мою жизнь, он рисковал своей, ибо в эту пору опасность на улицах грозила всем без изъятия. Увидев, как мало при мне охраны, епископ стал меня стыдить; я и сам по сию пору не пойму, чем объяснить такую мою беспечность — ведь в те времена у меня была или, во всяком случае, в любую минуту могла появиться крайняя нужда в охране. Этот случай принадлежит к числу тех, что в особенности убедили меня: людей нередко чтут за то, за что их следовало бы осудить. Хвалили мою твердость, следовало порицать мою неосторожность — последняя была истинной, первая мнимой; на деле я просто не подумал об опасности. Но когда мне указали на нее, я не остался безучастен; Комартен тотчас послал людей взять у него дома тысячу пистолей (у меня в доме едва набралось двадцать), чтобы я нанял нескольких солдат. Я придал их офицерам из шотландских отрядов Монтроза, которых удержал при себе с прежних времен. Маркиз де Саблоньер, командовавший полком Валуа, дал мне сотню лучших своих солдат под началом двух капитанов того же полка, состоявших у меня на службе. Керьё привел тридцать кавалеристов роты кардинала Антонио, которыми командовал сам. Бюсси-Ламе прислал четырех человек из гарнизона, стоявшего в Мезьере. Я завалил гранатами все свое жилище и все башни собора Богоматери. На случай нападения я заручился поддержкой преданных мне жителей мостов Нотр-Дам и Сен-Мишель. Словом, я взял меры, чтобы не оказаться беззащитным и отразить врага.