Мемуары белого медведя

Этот вопрос поразил меня, и я пришла в себя. Прежде я никогда не ощущала себя медвежьим ребенком. Теперь я снова была собой, была человеком.

Мы с матерью жили вдвоем. Отец, по ее словам, переехал в Берлин. Я не знала этого города, но постоянно думала о нем. Узор на обоях в нашей квартире я помню, а лицо отца — нет.

Однажды я видела свадебную фотографию родителей. В память врезались белые перчатки и кружевная отделка по низу платья невесты, а еще — бутон розы, выглядывающий из петлицы на пиджаке жениха. Возможно, первое время после моего рождения отец жил с нами. Это всего лишь смутное предположение, а не воспоминание. Я не знаю, когда отец поссорился с матерью и бросил нас.

Мама работала в Дрездене на текстильной фабрике. Однажды она перевелась на другую фабрику в Нойштадте и хотела вместе со мной переехать в другую квартиру, которая находилась на окраине города и от которой до новой работы было добираться столько же, сколько от старой. «Оттуда идет прямой автобус», — деловым тоном втолковывала мать, но я сразу почувствовала, что не эта причина подталкивает ее к переезду. Вероятно, тут был замешан сосед, с которым мать иногда разговаривала приглушенным голосом. В любом случае, я не хотела переезжать, не хотела расставаться с мышью, которая жила в подвале.

— Ну что ты, переезд — это к счастью. Новые места, новые звери! — убеждала меня мать.

Она говорила так, только чтобы успокоить меня, но случайно оказалась права. Примерно в километре от нашей новой квартиры располагался знаменитый цирк Саррасани.

Очнувшись от сна, я увидела перед собой спину мужа. Близился рассвет. Маркус повернулся ко мне и спросил:

— А что скажешь о танцевальном номере для вас с Тоской?

— Ты что, всю ночь об этом думал?

— Нет. Вот сейчас проснулся, и в голову пришло. В хореографии мы не сильны, но попытаться стоит.

В течение дня я не могла разговаривать с Тоской о наших сновидениях, потому что у нас не было общего языка, однако по тонким намекам в ее жестах и взглядах я понимала, что она прокручивает в голове нашу ночную беседу.

Я встала напротив нее и взяла за лапы. Танцевальный дуэт из нас вышел бы комичный, потому что Тоска была в два раза крупнее меня. Проигрыватель, который Панков отдал нам на репетиции, оказался еще более плохого качества, чем я опасалась. Пытаясь расслышать мелодию «Ла Кумпарси-та» сквозь треск и шорох, я нечаянно наступила Тоске на лапу. К счастью, она не рассердилась, а, наклонившись, лизнула меня в щеку, которая, вероятно, пахла джемом, съеденным мной за завтраком. Музыка неожиданно умолкла, муж подошел к проигрывателю и пробормотал:

— Ну и ну, редкостная рухлядь.

Я легонько дотронулась до живота Тоски. Он был покрыт жестким толстым мехом, под которым виднелся мягкий слой коротких тонких волосков. Прикосновение навеяло мне воспоминания о моем первом уроке танго. В голове раздался женский голос. Он напевал мелодию и командовал:

— Назад, назад, перекрест и в сторону!

Как звали владелицу этого голоса?

— Теперь поворот и шаг назад!

Я выполняла указания голоса и танцевала. Тоска наблюдала за мной несколько недоуменно, но, когда я потянула ее за лапы, она, не раздумывая, сделала шаг вперед. Я надавила на лапы, и она шагнула назад.

— Перекрест, в сторону, вперед!

Тот урок танго мне преподала одна воздушная гимнастка. Ее мать была родом с Кубы. Мы танцевали, я упала на землю, и наши губы встретились.

Из угла зала на нас смотрел Панков. Я и не заметила, что он тоже тут.

— Танцовщицы из вас, конечно, аховые, но то, как вы держитесь в паре, дорогого стоит. Ха-ха-ха! Впрочем, если танго для вас тяжеловато, вы могли бы играть в карты.

— А может, в го? — оживился мой муж.

— Это та японская забава, за которой ты просиживаешь кучу времени?

— Она самая. Для игры требуются черные и белые камни. Эти цвета как раз подходят нашим участникам. Десять белых медведей — белых камней — борются против десяти черных камней. На эти роли можем взять морских ЛЬВОВ.

— Тогда белые камни съедят черные, и у нас останутся только красные цифры. Кроме того, почему го, а не шахматы? Русские решат, что мы против шахмат, потому что многие всемирно известные шахматисты — русские. Двусмысленности тут ни к чему! Кстати, сегодня сюда заглянет один молодой режиссер, который расскажет нам кое-что важное. Сможешь присутствовать при разговоре? По словам этого режиссера, он раньше работал с Тоской. Вдруг предложит какие-нибудь удачные идеи.