Мемуары дьявола

— Госпожа Умбер, смотрите, жизнь барона — в ваших руках. Я разрешил сейчас давать ему по одной котлетке, маленькой котлетке, разумеется, и хорошо прожаренной; следите, чтобы он не потреблял в пищу ничего более того, ни крошки хлеба. И ничего сырого, никаких овощей и фруктов.

— Конечно, господин доктор.

Кростенкуп вышел, и Луицци, сбросив одеяла на пол, вскочил с радостным криком:

— Госпожа Умбер, приготовьте-ка обед из трех блюд, а главное — винегрет и артишоки с острым соусом.

— Ах, господин барон, будьте же благоразумнее. — Сиделка опустила глаза и покраснела.

— Что, — спросил Луицци, — вас пугает мой нехитрый туалет? Как мне кажется, ничего нового для вас в нем нет.

— Это уж точно, ничего особо удивительного, господин барон, — подтвердила госпожа Умбер с улыбкой, покачивая головой и глядя на Луицци с неподдельным восторгом.

Барон обнял госпожу Умбер; в это время вошел Пьер, и барон подумал, что в исступленной радости от ощущения совершеннейшего здоровья он становится соперником собственному лакею. Эта унизительная мысль заставила его принять властный вид.

— Похоже, господин барон выздоровели окончательно, — льстиво заметил Пьер.

Вскоре накрыли стол, и Луицци отменно отобедал. Прошло еще семь дней. Однажды утром доктор застал барона на ногах и сказал ему, блаженно улыбаясь:

— Эге-ге, господин барон, теперь-то, я думаю, вы признаете эффективность принятых мной предосторожностей, когда я запретил вам кушать более одной маленькой котлетки в день?

— Полноте, доктор, вот уже неделю, как я казню сам себя прекрасным жарким, отменным рагу и всеми возможными разновидностями овощей и фруктов.

— Неслыханно! Немыслимо! — вскричал доктор, забегав по комнате размашистыми шагами. — Какое блестящее завершение моей диссертации! Да, — здесь доктор вытянул из карманов весьма объемистую рукопись, — вот она; эта работа принесет мне славу и счастье. Здесь история вашей болезни и выздоровления. Завтра же я отправлю ее в Академию наук; не может не удивлять чудесный результат моего курса лечения, несмотря на все препятствия, созданные самим больным. Ибо вылечить вас, если бы вы в точности следовали моим указаниям, было бы слишком просто; но ваше исцеление вопреки беспрестанным нарушениям предписанного режима — вот ярчайшее доказательство бесподобнейшего действия моих пилюль и моей микстуры. Их будут помнить потомки: пилюли Кростенкупа, настойка Кростенкупа! Завтра я объявлю о них во всех газетах. Позвольте мне упомянуть ваше имя, барон; это единственное вознаграждение, которое я смею у вас просить.

— Валяйте, доктор, — рассмеялся Луицци. — Я буду очень рад узнать мнение Академии наук о ваших чудотворных снадобьях.

— Тогда, господин барон, я завершаю свой труд и с превеликим удовольствием прочитаю его вам первому. Все равно вы еще сидите дома; пока вам нельзя выходить.

— Как? — удивился Луицци. — Мне нельзя немного прогуляться? А если я приму штук восемь ваших пилюль?

— Это пожалуйста; но выходить я вам запрещаю.

Как только доктор покинул дом, Луицци открыл окно и, выбросив коробочку с пилюлями и бутылки с микстурой, оглушительно крикнул:

— Луи! Готовь лошадей!

Не помня себя от радости, он схватил звонок, чтобы вызвать лакея. Тут же появился Дьявол.

— Кто тебя звал, бес? — удивился барон.

— Ты.

— Ах да, действительно, — спохватился Луицци, — в спешке я схватил не тот звонок.

— Что ж, ладно! Ну-с, что скажешь о славном докторе Кростенкупе?

— Никогда бы не подумал, что медицина такая идиотская штука.

— Н-да-с, твой лакей прав, — хмыкнул Дьявол, — ты совершенно здоров — к тебе вернулось прежнее зазнайство.

— И в чем же оно выражается?

— Я спрашивал тебя о докторе, а не о медицине в целом. Да, глупость человеческая всегда и везде одна и та же: вы любите распространять на явление в целом ошибки отдельных индивидуумов: на религию — грешки священников, на правосудие — промахи судей, а на науку — невежество ее адептов.

— Возможно, — нетерпеливо сказал Луицци, — но сейчас у меня нет никакого желания выслушивать проповеди.

— Может, ты хочешь выслушать тогда какую-нибудь историю?

— Пока нет, только в нужный момент; ты помнишь, что обещал мне? Если я встречу чистую и светлую женщину, ты должен рассказать мне всю правду о ней.

— Я это сделаю.

— А ты уверен, что сможешь?

— Дитя ты неразумное! — молвил Дьявол с холодной яростью. — Думаешь, я не знаком с ангелами? Ты забыл, что я когда-то жил на небесах?

— По-твоему получается, что чистое и невинное создание я найду только на небесах?

— Не знаю, не знаю. Ищи, — засмеялся Дьявол, — ищи, мой господин, но не забудь, что у тебя всего два года.

— А ты не забывай, нечисть, что я могу сейчас опять взять в руки колокольчик…

— У меня память получше, чем у тебя, — заметил Дьявол, — ведь я сдержал свое слово — вернул тебе здоровье.

— Ты? Разве ты не отказался вмешиваться в мое излечение?

— Физически — да, но в духовном смысле…

— Это как же?