Мемуары дьявола

— Примерно знаю. Но лучше скажи сам.

— Что-то ты сегодня уж очень немногословен, ты, такой любитель пустой болтовни.

— Видишь ли, сейчас меня волнуют не только интересы одного не очень умного барона; судьба некоего народа занимает меня куда больше.

— Представляю, какую заваруху ты ему готовишь.

Дьявол промолчал, и Луицци вновь заговорил:

— Ну-с, раз ты так торопишься, расскажи хотя бы, что там за история произошла с этим малайцем?

— Он тебе все изложил.

— То есть я правильно обо всем догадался?

— Хоть раз в жизни тебе голова пригодилась, и то уже хорошо.

— Твоя дерзость переходит всякие границы.

— Расту и крепну, условия позволяют. Прощай.

— Подожди! Это еще не все; я понял рассказ Акабилы только до того момента, как некий старик спас Риго от неминуемой смерти. А дальше?

— Этот старик был отцом Акабилы, — начал все-таки рассказывать Дьявол. — Он обладал огромными сокровищами, которые в течение столетий собирали его предки. Я полагаю, ты знаешь, что на острове Борнео находятся богатейшие залежи алмазов и других драгоценных камней. И вот современный европеец попадает в племя малайцев, которых вы презираете, потому что они без жалости истребляют чужаков, пытающихся завладеть их исконными землями; так преступления цивилизации смешиваются с преступлениями варварства. Риго, поначалу раб, а потом — друг и наперсник Акабилы, уговорил его убить отца{257} и похитить все его несметные сокровища. Он обещал привезти дикаря в сказочную страну, где тот будет купаться в удовольствиях, неведомых его народу, и в конце концов убедил. Осуществив свое подлое дело, злоумышленники благополучно бежали и на борту португальского судна добрались до Лиссабона; но, едва ступив на цивилизованную землю, они поменялись ролями: Акабила превратился в слугу своего бывшего раба, и ты видел, какую пользу принесло ему отцеубийство.

— Но почему Риго держит рядом с собой столь опасного свидетеля своего преступления?

— О, мой господин, это сверх твоего разумения. Чтобы понять Риго, нужно дожить до его лет, родиться в той же среде, что и он, и к тому же походить хоть немного в рабах.

— Что ты имеешь в виду?

— Поживи в шкуре смерда на земле мелкого дворянчика, который к тому же разорил твою семью за браконьерство, да получи не одну сотню палочных ударов только за то, что не очень проворно, по мнению хозяина, набиваешь ему трубку, — вот тогда ты поймешь папашу Риго.

— Так это месть…

— И удовольствие тоже. Ты и вообразить не можешь, какое наслаждение и радость испытывает этот человек, пиная под зад королевское отродье, наблюдая, как пресмыкаются перед ним низкие алчные душонки, которые заполонили нынче его дом.

— Да это же последняя мразь.

— По какому праву ты судишь их так строго?

— Мне кажется, что ниже пасть просто невозможно.

— Можно, еще как можно, барон.

— Неужели найдется человек, способный зайти еще дальше в своем бесстыдстве?

— Еще как найдется. Вот ты, например.

— Я? — до глубины души возмутился Луицци.

— Ты, мой господин, — вздохнул Дьявол, — если вдруг лишить тебя твоих богатств и всех тех маленьких развлечений, вполне презираемых тобой только потому, что они изобилуют в твоей жизни; ты, избалованный дворянин, полагающий, что в душе твоей нет особых стремлений, только потому, что не видишь трудностей на пути к исполнению желаний; ты будешь ползать на пузе еще искуснее всех этих охотников за приданым, если рядом будет пьянящая роскошь, добиться власти над которой не будет другого способа; ты, столь безапелляционно презирающий людей, у которых нет другой вины, кроме той, что они бедны.

— Все ты врешь, нечистый, — высокомерно возразил Арман. — Может быть, я честолюбив, может быть, и люблю богатство, но никогда, никогда барон де Луицци не опустится до того, чтобы жениться на условиях, поставленных этим негодяем, который здесь распоряжается. Никогда и ни за что я не дам своего имени женщине, начавшей свою сознательную жизнь конечно же с того, что отдалась какому-то проходимцу, который и стал отцом мадемуазель Эрнестины.

— Какой ты строгий, вы только посмотрите! — фыркнул Дьявол. — Ты забыл, что подобную ошибку совершила и Генриетта Бюре…

— Не путай, Сатана, не надо! То совсем другое дело! Генриетта — хорошо воспитанная девушка, получившая приличное образование, просто ее вполне достойные чувства были застигнуты врасплох страстью, на которую подтолкнули ее суровые нравы семьи.

— От этого ошибка еще менее простительна, ибо у Генриетты были для защиты веские средства: пример семейной добродетели, влияние здорового воспитания, а у бедной девушки из народа, которая поддается соблазну, нет этих мощных редутов, обороняющих светскую девицу.

— Лукавый, ты похож на адвоката пороков, — ухмыльнулся Луицци.

— Скорее на защитника несчастных, — с серьезным видом возразил Дьявол.

— В таком случае пиши лучше романы, а мне не нужно твоих сказок.

— Итак, — хмыкнул Дьявол, — ты твердо решил отказаться от женитьбы на госпоже Пейроль?

— Да, безусловно.

— Что ж, храни тебя Бог…

В этот момент грохот почтовой кареты, въезжавшей во двор, прервал их беседу. Сатана быстро проговорил: