Читаем Мемуары непрожитой жизни полностью

С жильем у мамы ничуть не улучшилось: все та же одна комната в коммунальной квартире. Бабка Нина много раз предлагала переехать на Боровую и жить одним большим табором, но мама не соглашалась. Ведь там хозяйкой будет бабка Нина, а не она.

С тех пор, как на Боровой поставили чугунную ванну, вся семья ходила туда мыться – и только. Потому что и тут все успевали рассориться. Мама любила включать во весь напор горячую воду, чтобы воздух нагрелся от пара, но при этом размокали меловые потолки, и бабка Нина очень сердилась.

В общем, проблема матерей и дочерей у нас всегда была актуальна.

Итак, мы жили в одной комнате, хоть и большой, но для жизни пятерых людей не приспособленной. У двойняшек – двухъярусная кровать, мама с отчимом спят на двуспальном диване-раскладушке, а мне ночью стелют матрас на пол.

Мы стоим в льготной очереди на квартиру, как многодетная семья. И у нас уже много лет второй номер. Все, кто встал на очередь позже мамы, квартиры получили, а мы, по неизвестной никому причине, нет.

Малыши выросли буянами. Они вместе, и им море по колено. Соседи сердились, когда близнецы выбегали на кухню. Это опасно: кто-то может плеснуть кипятком, где-то что-то может свалиться на голову. Мама им запретила выходить из комнаты, но не тут-то было. Стоит только на секунду забыть про дверной замок, они, «как брызги из фонтана, как искры из ракет», вылетают наружу, хватают со столов, что придется, и с визгом забегают обратно – рассматривать свои трофеи. У них такая разновидность охоты за сувенирами.

Вечером близнецы никак не угомонятся. Паша с верхнего яруса кровати кидается в Машу оторванными от стен кусочками обоев.

Но мы нашли безотказный способ уложить их спать. Я открываю учебник по физике для одиннадцатого класса и начинаю монотонно читать. Через десять минут из их угла раздается мерное сопение. Да здравствует великая наука физика!

Уроки я снова делаю на кухне, на столе Радченко.

<p>Мы расстаемся с Аликом</p>

С того момента, как я переехала к маме, наши встречи с Аликом становились все короче и короче.

Обычно он ждал меня на лестнице черного хода и от скуки вырезал перочинным ножичком на побеленных стенах мое и свое имя.

Хранилище памяти.

Недавно я побывала на Обводном и обнаружила, что годы над аликовыми художествами не властны. Стены хоть и побелены уже по несколько раз, но все равно на них видны сердечки и наши имена.

Я ненадолго выходила, мы болтали на лестнице, целовались, и я возвращалась домой.

Тут нужно сказать, что человек я очень вспыльчивый. Мало того, у меня есть одна черта, о которой я очень сожалею. Дело в том, что на большое, обидное прегрешение, я могу не отреагировать вовсе и забыть на время. Но потом какой-нибудь маленький проступок неожиданно вызывает бурю эмоций, и начинается истерическое вспоминание и перечисление всех былых больших и маленьких грехов. Никто никогда этого не понимал, в том числе и Алик. Он, успокоенный моей ровной реакцией на какое-то событие, забывал про него, и вдруг, в другой день, в совершенно другой ситуации, я вываливала на него потоки слёз и обвинений.

Обычно Алик спокойно все выслушивал и пропадал на время. А потом опять появлялся.

Но однажды не появился.

В Горелово все про всех всё знают. Позже мне рассказали, что Алик встречается с другой девушкой. Она помогала его маме по хозяйству.

В конце года его призвали в армию.

<p>На Курской</p>

Мама вышла на работу.

Утром я отводила близнецов в детский сад. Вставать приходилось рано, но собирались мы так долго, что всегда опаздывали. Приходилось идти быстро, их коротенькие ножки не справлялись, и периодически то один, то второй повисали на моей руке. Однажды встречная пожилая женщина сказала мне с укоризной: «Что ж ты так бежишь? Нарожают детей, а потом не знают, что с ними делать!» Ничего. Я уже привыкла.

Потом я шла в школу. А после школы – на Курскую, домой к Ане Васильевой. Там мы собирались с подругами, Аней и Катей.

Как ни странно, там мы тоже играли в карты (в «дурочку») и на них же гадали. Существует поверье, что если на картах посидит девственница, то они будут говорить правду. Поэтому мы сначала играем, а потом по очереди на них сидим и гадаем. Гадаем, разумеется, на королей.

Алика я не то что бы забыла, а отложила куда-то в дальний уголок памяти.

Еще мы примеряем на себя различные прически и макияж. Тогда вышел из моды стиль geroin girl, и в коробочках с тенями обнаружились другие оттенки, помимо черного и фиолетового.

Аня все умела: заливать волосы лаком, красить ногти, лепить пельмени. Ей мама каждый день давала какие-то мелкие задания – испечь, слепить, сварить, подмести. И вот мы потихоньку осваивали разные простые хозяйственные умения. Весной даже мыли окна, благо у Ани первый этаж.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии