Читаем Мемуары Остарбайтера полностью

Однажды мы пригнали стадо в бригаду вечером как всегда в 8—9 часов, когда там кроме доярок никогда никого не было, а то вдруг полная бригада народу, хуторян и диктор что-то говорил из черного репродуктора, прибитого на столбе. Когда мы спросили стоящих: «Что случилось?». Нам ответили, что началась война с Германией».

Это и был тот злополучный день: 22 июня 1941 года. Люди слушали спокойно, разговаривали между собой и спокойно разошлись, как ни в чем не бывало, так как беда была еще далеко.

И смеялись, что не знает немец, на кого напали. Вот дадут им наши по заднему месту, вон из нашей земли и станут вновь на границу, как мы пели: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка мы не отдадим», и на этом все и порешится».

Дальше дни текли своим чередом, колхозники работали, мы пасли скот не только колхозный, но и с десяток коров было частных.

Но пришло горе и в хутор. Стали парней до призывного возраста забирать в армию на 1 год раньше. Забрали и нашего Петра, первого помощника пастуха. Вместо его стал я, а вместо меня нам дали другого парня Колю, тоже сирота, но хуторской с 1-й бригады.

Шли дни, никаких вестей о войне, кроме того черного «брехуна», так его прозвали хуторяне, который висел на столбе около конторы, мы не знали.

Радио ни у кого не было, газета «Социалистическая Сребнянщина» приходила одна и та в контору.

Наш главный пастух, дядя Коля на отдыхе в обед достанет газету (где-то ее доставал) читает ее, и мы спрашиваем: «Дядя Коля, а что пишут про войну?». «Пишут, что бьют немца, а сами тикают, так скоро и до нас доберётся».

Як в тому анекдоти: «Ой мы с кумом дали ему, що кум утик, а я сховався». Так и в газетах.

Сам дядя Мыкола воевал с немцами в Первую Мировую войну и был тяжело ранен в бедро ноги и хромал, но бегал за скотом быстрее нас. Он нам много про войну говорил, что немец хитрый, упрямый и настырный. Он так не нападает, чтобы сразу уйти, и война це швыдко не кончится.

А над нами часто стали летать тяжелые самолеты — бомбардировщики на восток Украины, а их сопровождали верткие ястребки. Однажды один развернулся и пролетел над нами, прострочил из пулемета, но ничего не убил, т.к. скот пасся в разброд по всему яру, но от страха разбежался, а особенно молодые жеребята, на которых мы катались и купали их.

Люди в селе жили спокойно, или не подавали вида, чего-то боялись, и на душе у каждого было неспокойно, особенно моя бабка т.к. сын у нее работал где-то на Донбассе, а там бомбили.

Не могу сказать, сколько бы дней я еще пас бы там скотину с утра до ночи, без выходных и отдыха, не знавши ни дня, ни числа месяца, как помог случай из хутора удрать.

Чаще стали летать над нами самолеты. Ястребок пролетел на бреющем полете и обстрелял стадо, которое разбежалось по полям. У меня с объездчиком получился инцидент, который и помог мне распрощаться с хутором Лозовым и о котором я больше ничего не знаю.

Об этом я писал ранее.

Вернулся я в свои родные Сокырынци до бабули моей Евдохи Соловьихи, чему она была очень рада. Поведала мне много новостей про войну, даже о том, что немец уже под Киевом. И о том, кого уже взяли в армию, и на кого пришла похоронка.

Хлопци, с которыми я учился и дружил, были все на месте и готовились в техникум, так как был уже конец августа. Лето было жаркое, и мы пропадали на Панском пруду.

Я любил рыбачить и бабушку снабжал рыбой, по которой она соскучилась за время моего отсутствия.

Перед сентябрем было общее собрание в техникуме, и директор сказал, что война — войной, а занятия и учеба не отменяются. Выступил военрук и сказал, что Красная Армия мобилизовалась, и скоро погонят немцев вспять, то есть назад.

Не помню, сколько дней мы занимались, но пришла директива эвакуации.

Все кинулись сбивать ящики, пилить, стучать. Первокурсники были на «подхвате» у старших, которые разбирали оборудование и паковали в ящики. Немец уже взял Киев и форсировал Днепр и бросил свои полчища на восток.

Надо было думать о своей шкуре и Ярошенкив Мыкола, мы с ним дружили, позвал к себе, и мы яму выкопали в виде бункера, закрыли бревнами, досками, соломой, засыпали землей, и получилось что-то вроде землянки с закрытыми дверями. Руководил и помогал нам его отец и брат.

Числа 12—14 сентября в село понаехало много войска, особенно много машин было с зенитчиками. Мы лазили между ними и говорили, что если нас возьмут в армию, будем пулеметчиками-зенитчиками, а я говорил, что хочу быть летчиком и бомбить их боевой штаб в Берлине, чтоб убить Гитлера.

Числа 15 сентября подошел к нам фронт. Бои были большие, двое суток и 17 сентября утром стало тихо, а мы еще сидели и боялись, чтобы не бомбили или не попал снаряд в наше укрытие.

Через какое-то время застрекотали мотоциклы, это была их разведка, а где-то, через час немецкие войска вошли в село.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары