Мемуары Остарбайтера

Нас встретила целая группа людей. Ими оказались: жена с тремя детьми, две дочери, хлопец, ее сестра с мужем и домработница. В полисаднике был стол и скамейки. Там все уселись, и хозяин начал все восторженно говорить. Он был среднего роста, плотно сложенный, не военной, а крестьянской выправки, немного сутуловат.

Потом очередь дошла до меня.

У Бернота отец был белорус, и в первую Мировую войну попал в плен, а потом бежал из плена и его прятали поляки, и он женился на полячке, так в Белоруссию не вернулся. Он понимал побелоруски, и мы смогли общаться.

С первого дня у нас получился конфликт. Пацан вскочил и полез щупать у меня рога на голове, а я его боднул, и он перелетел через скамейку.

Ему было лет 9—10, и мы не возлюбили друг друга. Хозяйка накинулась на меня с кулаками, но хозяин успокоил и сказал, что Ганс сам виноват. На этом инцидент закончился, но я потом узнал от поляка, что немецким детям в школе говорят, что у русских на лбу, где начинаются волосы, растут рожки, вот он и решил узнать. Хозяйка тоже меня не возлюбила и всё время меня притесняла.

Потом поляк Бернат отвел меня в пристройку, где стояло две кровати, стол и два стула. Одна кровать принадлежала ему. На другой кровати ранее спал другой поляк, постарше Берната, но его за что-то осудили и эта кровать досталась мне. Матрац был из соломы, подушка набита сеном, но и какое-то одеяло.

Ужинали поздно. Я с Бернатом сразу пошёл помогать на ночь давать корм лошадям, их четыре лошади, две кобылицы и два мерина. Скотина была в загоне.

Девушка Стася кормила свиней и птиц. А на ночь, так как она жили не далеко, то ушла домой, а я остался один, чему был очень рад, так как смог свободно молиться, Господу Богу моему на коленях со слезами благодарности за спасение от смерти в лагере. Я достал икону Божией Матери и ей молился словами благодарности за мое спасение. Уснул я в Божьем благословении спокойно.

Титул — Бауэр, это тот же помещик, только с меньшими объемами работ, в сельском крестьянском хозяйстве, как у нас хутор. Здесь тоже хутора, так хозяйства раскиданы отдельно стоящими строениями.

Я попал к пану Вилли Клейсту в разгаре лета, когда начались уборочно-полевые работы. Июль 1943 года.

За мной закрепили пару лошадей, кобылица Лотта и мерин Шмель. Сперва хозяин работал со мной, и я ему все более нравился в работе. Он разрешил мне работать самостоятельно, с чем я успешно справлялся.

Убрали зерновые, втроем косили, где косилками, а где и косами. Снопы вязали все женщины и дети. Две девочки были у них, старшую звали Эрика — 16—ти лет, Эдита — 14 лет. Сестра хозяйки помогала по хозяйству — Марта.

Убрали все корнеплоды, картошку, свеклу, морковь, все в помещение и в подвал. По воскресеньям не работали. Хозяева ездили в церковь, а работники отдыхали дома и ходили в Костел.

Но Стася приходила доить коров с мамой, они всегда приносили мне что-то домашнее вкусное. Кормили нас хозяева отдельно и готовили нам пищу тоже отдельно, за вкус хвалиться нечем, и всегда было маловато.

Я ухитрялся спрятать варёной картошки, когда варили для свиней в демпфере — такой большой бак герметично закрытый. При высыпании из него картошку, очистки брюквы, и свеклы я помогал толочь, и тут брат не зевай, чтобы хозяйка не видела, как я прятал. Она очень за нами следила, чтобы ничего не воровали, особенно поляки когда уходили домой.

Когда шла дойка коров, хозяйка сама участвовала в дойке и ее сестра тоже. Дойных коров было немного 12—15, а всего стада было штук тридцать с молодняком.

Молоко в бидонах все отправлялось утром на молокозавод в г. Солец-Куявски, а оттуда привозили для свиней сыворотку, которую мы с Бернатом пили.

Наступила осень, дожди, холода. Весь урожай был убран в помещения, скот загнан в стойла.

Мясозаготовки выполнялись сдачей живым скотом. Туда скотину, а оттуда рога и копыта. Свиней и птицу тоже сдавали живыми. Все было на учете в Мерии, и себе забивать и резать не разрешалось.

На мне вся одежда истрепалась, и поляки давали мне кто что может, да и хозяин тоже. В нашей комнате висела одежда Анджея, и я ее одевал.

Начались внутренние работы в помещении. Летом все колосовые в снопах завозились в ангар и складывались. Как и в том былом хозяйстве.

Хозяин организовал молотьбу зерновых молотилкой с конным приводом в две пары лошадей.

В первые месяцы работы у бауэра из органов надзора приезжал полицейский из района Солец-Куявска и с ним 1—2 гражданских чиновника. Они спрашивали у хозяина о моем поведении и контактах с поляками, и задавали мне вопросы по отношению с хозяевами.

Я говорил, что хозяева держатся со мной строго, более 100 м. от дома ходить никуда не разрешают, но не обижают.

Со временем стал приезжать один полицейский, делал отметку в журнале, я расписывался и, побеседовав с хозяином, он уезжал. А у меня дружба с поляками росла.