Мемуары Остарбайтера

Вошёл лейтенант. Сержант подал ему листы допроса. Лейтенант взял покрутил их в руках, вернул сержанту и сказал, переведи на русский и их подколи, а я с ними потом познакомлюсь и разберусь, и начал мне задавать те же вопросы, что и раньше, а писарь всё фиксировал на бумаге.

Лейтенанта все мучил вопрос: «Почему же ты живой остался?».

Мне надоело повторять одни и те же ответы и говорю: «Меня Бог спас! Я ему молился усердно, и Он услышал меня и спас от смерти».

И «резидента» ты не знаешь? Лейтенант уже начал злиться и кричать на меня: «Сейчас узнаешь» и позвонил звонком. Вошли два «амбала». Лейтенант говорит им: «Объясните ему, кто такой «резидент».

Один меня в одно ухо, другой в другое ухо бах-бах, и я с табуреткой полетел, затем резко вскочил и табуреткой одного успел огреть по голове, но они меня сбили, ну и подкинули хороших, пока лейтенант не сказал: «хватит!».

Лейтенант подошёл ко мне и так со злостью говорит: «теперь ты понял кто такой „резидент“ богомол несчастный».

«Так точно! Тильки я його не бачив, як сийчас не бачу и Вас, тов. лейтенант». Глаза у меня заплыли.

«Ну твердолобый хохол, такой мне первый раз попадается». Завтра ты мне всё расскажешь. Отведите его в умывальник.

Два этих «амбала» вывели меня из кабинета, а по коридору в это время шёл мужчина в гражданской одежде. Увидел меня избитого и спрашивает: «За что вы его так?»

«Сопротивление оказывал!» тов. майор, ответил «битый».

В умывальнике умывались ещё несколько мужчин, после допроса с разукрашенными «физиономиями», только постарше меня.

Когда вернулись в кабинет, то л-т сказал, чтобы отвели меня в казарму и, если я завтра не вспомню то, что меня спрашивают, то мне напомнят. Они привели меня в казарму и бросили на нары.

На ужин я не пошёл и всю ночь не мог уснуть. Всё тело болело, глаза заплыли, кости ныли. Я молился Богу и под утро уснул.

Утром меня разбудил мужчина на завтрак.

Я встал, ноги не двигаются, бока болят, левый глаз заплыл и ничего не видит. Мужчина помог мне дойти в столовую. Я ничего не ел, попил только чай. Пришли обратно в казарму.

Я лёг, мужчина сел около меня и начал сочувственно расспрашивать. Мне с ним не хотелось разговаривать, но самому интересно было узнать от него о «резиденте», за что меня так избили, которого я не знаю, и куда я должен ехать после дембеля.

Он меня спросил, что я действительно этого не знаешь и домой не поедешь? Я ответил ему, что нет, я хочу в Красную Армию, т.к. у меня с немцами свои счёты. А у меня и дома нет.

Он сказал, что после освобождения все гражданские лица должны пройти проверку в следственных органах «Смерш». Я спросил его, а что обозначает это слово. Он расшифровал так: «Смерть шпионам».

Я его спросил: «А Вы почему здесь сидите? Вы шо тоже шпион?». Он сказал, что он бывший военнопленный и на него подан запрос, что он тоже хочет служить в Красной Армии.

Потом его вызвал дежурный и он мне сказал, прощай и больше я его не видел. В последствии оказалось, что он «подсадной».

Я лежал и думал, за что же они меня били? За то, что я остался живой? Ну ладно, немцы били потому что мы их враги, здесь нет обиды. Но эти же наши, они за что бъют? Что они выбивают? Еще пару таких допросов и я буду не пригоден не только в Красную Армию, но и в гражданку.

На второй день меня не беспокоили, я отсыпался и отдыхал от побоев. Я лежал и думал, моя ли вина, что меня и миллионы таких, как я были угнаны под дулом автоматов на адский труд в эту проклятую Германию?

На третий день пришёл конвоир и увёл меня к лейтенанту. Он был в хорошем настроении, но на приветствие не ответил, а показал кивком на табуретку и сказал: «Садись».

Садясь, я покачал табуретку, она оказалась уже прибитой к полу. Лейтенант начал меня спрашивать, что и раньше, а я ему отвечаю, то что и раньше. Не знаю, до чего бы мы договорились, как вдруг без стука вошёл гражданский человек. Лейтенант вскочил на вытяжку и начал рапортовать: «Тов. майор, идёт допрос».

Я узнал этого майора, он встречался два дня назад в коридоре.

Вольно — сказал майор. Тут в списке я встретил фамилию Глушко, дай мне его дело и приведи его ко мне.

Есть! — ответил лейтенант: «Вот он сидит».

Я встал, майор на меня посмотрел и говорит: «Пойдем со мной сынок», а ты занеси мне его личное дело.

Зашли в кабинет, который был большой и предназначен для совещаний.

Дежурный принёс два чая и к чаю пряности, и сказал мне: «пей и кушай». Лейтенант занёс личное дело, майор стал прихлёбывать чай и знакомиться с делами, одновременно вёл со мной беседу, где по-русски, а где и по-украински. Потом спрашивал об отце. Я отвечал ему то, что знал.

Сейчас пишу и вспоминаю, что майор, наверное, знал генерала Глушко Валентина Петровича, конструктора боевых ракет и он охранялся органами КГБ и подумал, что он может быть хоть далекий, но родственник.

После всего извинился за своего сотрудника и сказал, что сейчас освобождается много разных людей и среди них и Власовцы и дезертиры, и завербованные немецкой разведкой боевики и шпионы и всех их нам надо проверять и разбираться в них.