Мемуары. Переписка. Эссе

Дорогой Давид Самойлович! Адрес Шараповой № 103031, Москва. Варсонофьевский пер., д. 4, кв. 5; кажется, Алла Всеволодовна. Вот единственное, не знаю, в Москве ли она сейчас. Не звонил, из-за летней суетности. И простите меня, что затянул с ответом — причины те же.

У нас без событий. Мама то лучше, то хуже, но все-таки терпимо. Работаю (но получается как-то вяло), жизнь веду монотонную. Впрочем, эта монотонность беличьего колеса, и летом я от нее всегда слегка трюхнутый. Как сыч, инстинктивно верчу головой — не подкрадывается ли кто; добро еще, если просто с поллитрой, а бывает — порадовать. Что он не такой, как все: «Сейчас все хотят писать, как Мандельштам, а я хочу, как Пушкин». У меня даже голос прокисает. Впрочем, это благочестивое желание одной гостьи, женщине простительно.

Зато в соседях у нас объявился графоман, моложавый и патлатый. Удалось, петляя, запутать следы и навести его на чужой дом, совсем в другом конце Загорянки[458]. Он по следам пришел туда и уверовал, что мы там, разуверениям хозяев не внемлет и караулит — с романом.

Стихи — жуть, но все же малая форма, а ведь то роман, «Странные женщины» (автор молод и этим озабочен). Хозяев жаль, хорошие люди; тем более днем дома одни дети, а он отчетливо не в себе. Хорошо, что у них есть телефон, и я велел в случае опасности звонить в милицию: «Ломится графоман. Угрожает повестью. Запрещенной».

Все, конечно, читать Вам утомительно. Огромнейший и самый жаркий привет Гале, и пусть не болеют ни дети, ни родители! Да, не нужна ли какая-нибудь помощь — может быть, переписать тексты?

С неизменной любовью

[Г.][459] и Наташа

№ 3 Д. Cамойлов — А. Гелескулу

08.08.79

Дорогой Толя!

Очень рад был Вашему письму. Чувство несоответствия происходящего и слов, которые произносятся во время гражданской панихиды, я очень хорошо понимаю. Когда хоронили моего отца, я вдруг услышал эти слова и мной совершенно неожиданно и неуместно овладел приступ смеха. Наверное, в этом смехе был оттенок истерики, но все же это был смех от ощущения этого несоответствия. Я прикрыл лицо, отошел в угол, и все были уверены, что я рыдаю.

Лето уже на спаде, а хорошей погоды было мало. Я поначалу доделывал и допереводил, а потом засел за разные дела. Составил книгу стихов (маленькую) для «Сов. пис.»[460]. Написал большую статью о современной рифме — выжимку из книги, которая будет издана только года через два[461]. Написал несколько стихов. Так и время прошло. Знакомые, пребывавшие здесь в немалом числе, стали разъезжаться. Скоро выпить будет не с кем. Мы с Галей собираемся привезти в Москву Варвару числа 28-го и пробыть там неделю. Если у вас будет время, хотелось бы повидаться. От Л. К. я получил письмо, как всегда без всяких жалоб, но ясно, что со здоровьем у нее худо. Она пишет, что рада знакомству с Вами. Я уверен, что вы подружитесь.

Об издании книги Марии Сергеевны надо подумать. Я приеду и поговорю в «Советском писателе». Почти уверен, что они возьмут книгу. А издание в Армении — само собой. Если возьмут книгу, я бы написал предисловие, коли не будет возражений.

Графоманы и меня одолевают. Я уже ответил на десяток писем, еще лежит на столе стопка рукописей. Отвечать им — дело тонкое. С одной стороны, нельзя обижать, а с другой стороны, нельзя давать надежду, иначе — одолеют совсем.

Как Ваши дела и занятия? Я почитываю Аполлинера[462], приступать к нему боязно. Как Наташа?

Пишите, если будет время и охота. А нет — увидимся в конце августа.

Галя кланяется вам обоим. Привет Наташе.

Очень хочется увидеть вас обоих.

Любящий вас

Д. С.

№ 4 А. Гелескул — Д. Cамойлову

27.08.79

Милый Давид Самойлович!

Два хороших известия. Лидия Корнеевна как будто бы оправилась — способность видеть и работать возвращается, как она и надеялась, приписывая все переутомлению. На подаренной книге[463] она надписала: «Не теряя надежды» — и я прочел это наоборот, а надо было буквально. И второе — книга Марии Сергеевны как будто бы готовится. Я был на похоронах, на Введенском кладбище, и потом, на поминках, из разговоров понял, что книгой занялся в Гослите Казин[464]. Помимо Казина, там был и Мкртчян[465] — и об армянском издании говорил уверенно.

Ника показала мне Ваши стихи о М. С., совершенно прекрасные, но переписать я не мог и запомнил только две-три строфы.

Давид Самойлович, очень хотелось бы к Вам зайти, но не знаю, как связаться, чтоб не было некстати. Может быть, Вы сами скажете день?