Мемуары убийцы

– Я и сам не могу объяснить, почему продолжаю думать о тех убийствах. Последнее время даже чаще, чем обычно. Хочу, чтобы ублюдок знал, что есть человек, который не забыл о его злодеяниях. Чтобы не мог спокойно спать.

А, детектив, так ты всё понимаешь… Что такое убийство, каково это – находиться на месте преступления, залитом кровью. Осознаёшь, что могущество преступного деяния – в его необратимости… Что-то в этом притягивает нас обоих. Однако знаешь что, детектив? Я всегда превосходно спал.

– В любом случае о здоровье не забывайте. Меня вот память всё чаще подводит.

– Но вы выглядите очень бодро для своего возраста.

– Откуда вы знаете, сколько мне лет?

Я почувствовал, как он вздрогнул.

Сделав вид, что ничего не произошло, я продолжал болтать:

– Врач сказал, мой мозг уменьшается. В конце концов станет как высохший грецкий орех.

Детектив молчал.

– Уже завтра могу не вспомнить, что ко мне приходила полиция.

*

Полицейские курсанты ушли, но возбуждение не проходит. Как же мне хотелось всё им рассказать! От первого убийства и до последнего. Обо всех преступлениях, которые даже сейчас помню предельно ясно. Сверкали бы их глаза во время моего признания?

«В материалах, с которыми вы работаете, нет главного действующего лица. Они неполноценны, в них упомянуты лишь пострадавшие и даны описания травм. Вот здесь, вместо обозначения «неизвестный», должно стоять моё имя. Главное действующее лицо – это я», – вот так бы я хотел им сказать.

Желание было почти непреодолимым, но всё-таки я сдержался. У меня ещё осталось незавершённое дело.

*

Ездил в город. Пока меня не было, кто-то побывал в доме – заметны следы вторжения. Непрошеный гость действовал аккуратно, но я вижу, что он здесь порылся. Не могу найти кое-что из вещей. Значит, он унёс их с собой. Был ли это вор? Дом до сих пор ни разу не обворовывали.

Когда Ынхи вечером вернулась с работы, сообщил ей, что нас ограбили. Ынхи с жалостью на меня посмотрела и ответила, что я ошибаюсь. Спросила, что у меня пропало, но я не мог вспомнить. Однако я уверен, что чего-то не хватает. Чувствую, что что-то не так, но не могу выразить словами.

– Я слышала, что люди с болезнью Альцгеймера часто испытывают подобные подозрения. Обвиняют в воровстве и родственников, и медсестёр.

Да, верно. Навязчивая идея о том, что тебя обокрали. Мне известно, что такое случается. Но у меня точно не навязчивое состояние. Я знаю, что что-то пропало. Мой дневник и диктофон при мне, исчезло что-то другое.

– Знаю! Собака пропала. Собака.

– Отец, какая собака?

Странно. Я был уверен, что у нас есть собака.

*

Недалеко от места, где я родился, проходит дорога, засаженная сакурой. Это постарались японцы во времена оккупации. Деревья посажены сразу за тоннелем, весной там гуляет множество народа. Когда начиналось цветение, я всегда выбирал объездной путь: если приходилось долгое время смотреть на цветущие деревья, мне становилось страшно. Бешеную собаку можно прогнать палкой, но нет способа избавиться от цветов.

Вызывающе бурное цветение сакуры. Я часто вспоминаю тот вид. Чем меня так пугали простые цветы?

*

Меня ни разу не арестовывали и не заключали под стражу. Но временами я не мог не думать о тюрьме. В тревожных снах я то и дело видел себя идущим по тюремному коридору, незнакомому мне в реальности. Во сне я искал свою камеру, но никак не мог найти, и это меня озадачивало. Иногда мне снилось, что я всё-таки отыскал камеру и она полна людей, которых я убил. Они ждали меня и радостно улыбались, когда я заходил внутрь.

Тюрьма, какой я её знаю по кино и книгам, видится мне неким железным миром. С характерным лязгом открываемые железные двери. Колючая проволока, украшающая железными соцветиями тюремные стены. Металлические браслеты, сжимающие запястья и лодыжки. Бряцающие о посуду столовые приборы. Даже тюремные робы, и те цветом напоминают железо.

У каждого человека своё представление об идеальном месте, где можно уединиться вдали от мира. Кто-то рисует себе английский сад, согретый лучами солнца, кто-то – дом в швейцарском стиле с украшенным цветами фасадом. Для меня таким местом являлась тюрьма. Я воображал смердящих заключённых, у которых воняют подмышки, пах, всё тело. Как однокамерники приручают меня, принуждая следовать тюремным порядкам, и как среди них я забываю, кто я такой. Как моё не знающее отдыха, внутренне мятежное «я» впадает в спячку.