Мемуары убийцы

Ещё фантазировал о том, как окажусь в изоляторе. Снова и снова представлял себя в узкой камере, похожей на гроб; с руками, скованными за спиной наручниками; лакающим тюремную баланду; обессиленным от зверских мук; взывающим к Смерти. Эти фантазии доставляли мне исключительное удовольствие. Возможно, я просто устал от затянувшегося одиночества, от жизни, в которой всё решал и исполнял сам. Тюремный изолятор казался местом, способным сплющить моё дьявольское эго до неразличимых размеров. Местом, где я не смогу никого убить и закопать в могилу; местом, где невозможно будет даже помыслить об убийстве; местом, способным полностью уничтожить мой разум и моё тело. Местом, где я навсегда перестану быть собой.

*

Городской стадион. Помню огромную толпу пришедших на митинг людей. Голосят про то, как Северная Корея засылала к нам армейский спецназ, захватывала американский военный корабль, убивала жену президента. Надрывая глотки, выступающие цицероны призывают уничтожить «красную свинью» Ким Ир Сена и разгромить Коммунистическую партию. В самых первых рядах напротив сцены, задрав головы, сидят дети.

Мы все знаем, что произойдёт дальше. Мы ждём, когда прольётся кровь, когда начнётся спектакль с ампутацией пальцев.

– Вон тот, – говорит мой знакомый, указывая на молодого мужчину, что стоит за подиумом, – сегодня вон тот человек будет, точно.

– Откуда ты знаешь?

– Он же гангстер.

Молодой мужчина действительно выделяется. Все остальные, кроме него, – из местной властной элиты. Губернатор и начальник полиции, армейский генерал, ректор и директора школ. От его мощного тела, закалённого в рукопашных разборках, исходит ощутимое напряжение. Грудь настолько широкая, что не застёгиваются пуговицы на пиджаке.

Некоторое время спустя человек, на которого указал мой знакомый, под аплодисменты поднимается на сцену. Митинг в самом разгаре. То и дело валятся без чувств перевозбуждённые от крика участницы. Стоит ему подняться, выскакивают две девицы в простых хлопковых юбках и разворачивают перед ним большой белый лист бумаги. Проорав «Сотрём с лица Земли партию скотов и сволочей», он выхватывает нож из-за пазухи. Женщины визжат и закрывают глаза руками. Без дальнейших проволочек он ударяет ножом по руке и отсекает себе мизинец.

«Уничтожить коммунизм!» – выводит он кровью.

Девицы поднимают вверх бумажный лист с оставленными мужчиной кровавыми письменами.

Сопровождая их действия, стадион заполняют звуки бравурного марша «Факел уничтожения коммунизма», исполняемого военным оркестром:

Мы защищаем эти прекрасные реки и горы.

Сегодня нас наполняет мужества дух.

Отважно бросаемся в море огня и снарядов

Родины ради, мира, детей и родных.

Братья мои боевые! Я защищаю родную страну.

Под светом факела уничтожения коммунизма жизнь отдаю.

Из машины «Скорой помощи», стоящей у края стадиона, выныривают медики и спешат к пострадавшему. Тот кричит, что помощь ему не нужна, ничего не нужно. Он явно в экзальтации от вида собственной крови. Словно загнанный зверь, озирается по сторонам и шумно глотает воздух. Только после того, как начальник полиции подходит и что-то шепчет ему на ухо, возбуждение борца с коммунизмом идёт на спад. Бригада «Скорой» помогает ему спуститься со сцены и проводит осмотр.

На каждом подобном митинге мужики бандитского вида отрезали себе пальцы, призывая к уничтожению коммунизма. Лишь когда сцена окроплялась кровью, появлялось ощущение, что митинг удался на славу и можно расходиться.

По слухам, это была сделка между полицией и гангстерами; главы преступных кланов сами назначали тех, кому предстояло себя искалечить. Мне было любопытно, хватит ли у нас гангстеров, чтобы раз за разом обслуживать такие мероприятия. Однако внезапно митинги прекратились. Это произошло, когда президент Пак Чонхи был застрелен своим ближайшим соратником.

В то время как все сообща ловили призрака коммунизма, я охотился в одиночку.

Об одном из мужчин, которых я убил в 1976-м, писали, что он погиб от рук северокорейского агента: «Предполагается, что совершивший убийство преступник прибыл из Северной Кореи. Предположение закономерно основано на чрезвычайно жестоком способе расправы с жертвой, характерном для кровавого режима Севера».

Раз убийство совершил призрак, нет нужды искать реального подозреваемого.

*

Когда возвращался из города, на въезде в деревню увидел незнакомца. Молодой мужчина стоял, скрестив на груди руки, и пристально смотрел прямо мне в глаза. Это выглядело угрожающе.

Кто бы это мог быть? Кто может испытывать ко мне такую враждебность? Мне стало не по себе. Сначала по старой привычке подумал, что это сыщик. Но дома полистал свои записи и понял, что ошибаюсь. Это был Пак Чутхэ.

Почему я никак не могу запомнить его лицо? Это меня угнетает. Записываю, пока не забыл. Его очередное появление.

*