Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Однако реституции подлежала собственность лишь сравнительно небольшого числа людей. Большинство евреев не имело права на реституцию или компенсацию убытков; и, что важнее, система не признавала того огромного долга, в котором немецкий народ был у еврейского народа в целом[319]. И разумеется, система ни в какой степени не была ориентирована на то, чтобы обеспечить будущее молодого еврейского государства.

В марте 1951 года возглавляемое Бен-Гурионом правительство Израиля обратилось с исковым заявлением к представителям стран Антигитлеровской коалиции, оккупировавших Германию. Израиль настаивал на получении компенсации за издержки, связанные с приемом полумиллиона иммигрантов из стран Европы, из расчета 3000 долларов за человека, на общую сумму полтора миллиарда долларов[320]. В исковом заявлении было ясно указано, что названная сумма учитывает «только расходы, как понесенные, так и ожидаемые, в связи с обустройством еврейских иммигрантов, прибывших из стран, находившихся под властью нацистов»[321]. При написании заявления были приложены максимальные усилия к тому, чтобы его формулировки не оставляли никаких сомнений: речь идет о компенсации расходов Государства Израиль по обустройству еврейских иммигрантов, но отнюдь не о денежных выплатах евреям за зло, причиненное Германией еврейскому народу.

Бен-Гурион не рассматривал эти репарации как первый шаг на пути к нормализации политических отношений между Израилем и Германией. Напротив, Израиль с самого момента своего образования сформулировал принцип «никаких контактов» как основу своих отношений с немецким государством. В израильских заграничных паспортах имелась особая запись: «Настоящий документ не действителен в Германии»[322]. Именно поэтому Бен-Гурион представил иск странам Антигитлеровской коалиции, оккупировавшим Германию, а отнюдь не напрямую самой Германии. Однако Германия уже успешно развивалась как суверенное государство, и страны Антигитлеровской коалиции отказались выступать в качестве поверенных в переговорах между Германией и Израилем. И вот правительство ФРГ, возглавляемое первым послевоенным канцлером страны Конрадом Аденауэром, выступает с письмом от 27 сентября 1951 года, содержание которого еще совсем недавно было бы трудно представить: «Мы готовы, совместно с представителями еврейского народа и Государства Израиль, давшего прибежище многочисленным лишенным крова беженцам, рассмотреть возможности решения проблем, связанных с возмещением материальных убытков»[323].

Известие, что Израиль действительно может начать прямые переговоры с Германией (на чем настаивали страны Антигитлеровской коалиции), вызвало взрыв гнева. Одна из ведущих израильских газет, «Маарив», опубликовала карикатуру: немец протягивает израильтянину окровавленный мешок с деньгами, идя по мосту, перекинутому через братскую могилу, посредине которой возвышается труба крематория. Наиболее непримиримую позицию заняли ревизионисты и бывшие бойцы уже не существующего Эцеля. Заголовок в одном из декабрьских (1951 г.) номеров газеты «Херут» гласил: «Сколько нам заплатят за сожженного ребенка?»[324].

Руководство партии Херут, несомненно, осознавало, что у него появилась возможность улучшить свое положение: при правильном выборе стратегии взрывоопасный вопрос немецких репараций давал Бегину шанс вернуться к общественной жизни, выступив в качестве лидера, объединяющего достаточно разнородные политические силы страны. Сначала Бегин колебался, однако Йоханан Бадер, который в свое время посоветовал Бегину вступить в армию Андерса, а теперь был одним из членов Кнессета от партии Херут и главным редактором газеты «Херут», пришел к Бегину домой и убедил его снова вступить в борьбу. Несколько лет спустя Бадер вспоминал, как он убеждал Бегина выйти на поле боя. «Менахем, это не только вопрос большой исторической важности, — говорил он. — Это и твой моральный долг перед твоей семьей, перед твоей погибшей матерью»[325].

Упоминание о погибших близких оказало надлежащее действие, и Бегин согласился. Этим же вечером он написал статью, опубликованную в газете «Херут» 1 января 1952 года, в которой предостерегал, что согласие на получение репараций навлечет «несмываемый позор на Кнесет»[326]. Через несколько недель речи Бегина станут значительно более резкими.