Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Дерзость вооруженных банд, действующих сейчас в стране, ставит под угрозу не просто само существование государства, но нечто еще более важное — способность евреев этой страны защищать себя во имя собственного будущего и их будущего как нации. Эта опасность не минует, пока граждане нашей страны и евреи, живущие во всем мире, не осознают трагических последствий предоставляемой им моральной и военной поддержки — а ведь это делают многие сионистские организации… Когда же члены организаций, расходящихся с нами во взглядах, вступят в Армию обороны Израиля, им будет предоставлено такое же вооружение, как и всем прочим военнослужащим… Впрочем, не следует полагаться только на армию. Вся нация должна способствовать искоренению зла, таящегося в нашей среде.

Бен-Гурион всячески оправдывал действия правительства против корабля:

Прояви правительство излишнюю сдержанность и не прими необходимые меры, это грозило бы разрушением всего достигнутого нами в ходе войны, а то и самого государства… Да будет благословенно то орудие, из которого был открыт огонь по кораблю. Очевидно, что предпочтительнее было бы полностью избежать применения силы и не наносить кораблю урон. Однако, в свете сложившейся ситуации, потопить корабль стало лучшим из возможных решений.

Бен-Гурион сказал при этом, что орудие, из которого стреляли по «Альталене», настолько священно, что его следовало бы «поставить рядом с Храмом, если тот будет отстроен»[307].

Четыре года спустя Бегин написал книгу «Восстание» — главным образом, для того, чтобы опровергнуть обвинения в «терроризме», звучавшие в его адрес и в адрес Эцеля. Он осознавал, что необходимо объяснить еврейскому миру, почему восстание было и необходимым, и оправданным. Рассматривая ситуацию с «Альталеной», Бегин утверждал, что Бен-Гурион манипулировал происходящим, чтобы получить возможность сокрушить Эцель; премьер-министр, утверждал Бегин, сам хотел разжечь гражданскую войну, чтобы потом подавить ее. Бегин, несомненно, говорил правду — но в том виде, в каком он ее видел. Недоверие этих двоих людей друг к другу было столь велико, что любое возможное недопонимание не могло не выйти за пределы разумного — что и случилось. Действительно ли Бен-Гурион полагал, что инцидент с «Альталеной» представлял собой заговор, задуманный Бегином, или он просто считал, что существовала возможность заговора и что он обязан подавить его в зародыше, или же он рассматривал этот инцидент как возможность избавиться от Бегина раз и навсегда — этого мы никогда не узнаем наверняка. Не исключено, что и у самого Бен-Гуриона не было однозначного ответа на эти вопросы. Страна была еще молода, Израиль находился в состоянии войны, премьер ненавидел Бегина и опасался за свое политическое будущее. С учетом всех обстоятельств, ни тот ни другой не был способен на здравые суждения. Трагический исход был практически неизбежным.

В ответ на обвинения Бен-Гуриона Бегин, в свою очередь, выдвинул ряд своих контробвинений. Если Эцель действительно хотел устроить вооруженный мятеж, утверждал он, зачем же он тогда сам себя поставил в безвыходное положение, причалив в таком месте, которое у всех на виду и откуда нет дороги к отступлению?[308] На обвинение относительно намерения Эцеля спрятать оружие на частном тайном складе Бегин ответил, что таких складов не существовало уже с конца времен подполья[309]. К тому же Бегин обвинил Бен-Гуриона в том, что он «забыл» упомянуть аналогичное нарушение условий прекращения огня со стороны Ѓаганы: в день прихода «Альталены» в Бат-Ям прибыл другой корабль с грузом оружия, принадлежавшего Ѓагане[310].