Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Однако Бен-Гурион был полон решимости прибегнуть к силе. В этот день он направил послания нескольким своим коллегам, в которых описывал «измену» Эцеля и настаивал на применении оружия для подавления сопротивления. Когда министр внутренних дел спросил его, будет ли он по-прежнему настаивать на задержании корабля, даже если тот отойдет в нейтральные воды, Бен-Гурион ответил: «Вне всякого сомнения»[285].

После полудня было объявлено о прекращении огня, чтобы можно было эвакуировать раненых. Бегин, судя по всему, никак не мог понять серьезность ситуации. Когда огонь был прекращен, Бегин и бойцы Эцеля начали петь песни подполья и посылать радиограммы: «Привет, Тель-Авив, от еврейского корабля с оружием!» и «Наш Тель-Авив, белый и голубой!»[286]. В 4 часа дня бойцы Пальмаха возобновили обстрел корабля, и Бегин, видимо, осознал, насколько настойчив Бен-Гурион в своих намерениях[287]. Алон утверждал, что они сделали несколько предупредительных выстрелов, в надежде, что «Альталена» сдастся; Бегин теперь осознал, что они рассчитывают убить его и потопить корабль[288]. И действительно, когда солдаты Ѓаганы убедились, что Бегин на корабле, они значительно увеличили интенсивность огня[289]. Тем не менее Бегин продолжал кричать через громкоговоритель, что его бойцы не стреляют в ответ. Солдаты Пальмаха были настроены решительно, в немалой степени благодаря призывам Бен-Гуриона. «Все будущее страны поставлено на карту», — сказал Бен-Гурион Алону. А Игаэль Ядин добавил: «Возможно, тебе придется убивать евреев»[290].

Бойцы Пальмаха доставили на берег пушки. Ѓилель Далески, всего два месяца как приехавший в Израиль из Южной Африки, получил приказ подготовить пушку к обстрелу корабля. Он в смятении сказал своему командиру: «Я не для того приехал в Израиль, чтобы сражаться с евреями», — на что командир ответил: «Приказ есть приказ»[291].

Далески выстрелил и промахнулся — снаряд отклонился к югу. Он вместе с расчетом навел пушку заново — снова промах, на этот раз к северу. И еще один промах. Но четвертый выстрел поразил цель, и из трюма повалил дым[292]. Огонь охватил груз боеприпасов, стал распространяться все сильнее и сильнее. Стало ясно, что корабль может вот-вот взорваться. Обстрел с берега продолжался. На корабле — вопреки желанию Бегина — подняли белый флаг.

В опасности оказались не только люди на борту «Альталены» — взрыв боеприпасов на корабле мог нанести ущерб зданиям на берегу, но с этим никто не мог ничего поделать. Осознавая, что корабль может вот-вот взлететь на воздух, бойцы Эцеля потребовали немедленно отправить Бегина на берег.

Тот отказался (его все еще преследовала память об обвинении в том, что он бросил варшавских бейтарцев), однако после того, как завершилась эвакуация раненых, члены Эцеля настояли, чтобы Бегин сел в лодку (он не умел плавать)[293]. О том, как Бегин добрался до берега, существует несколько несовпадающих между собой историй. Сам он впоследствии писал, что прыгнул в воду — хотя и не без колебаний:

Если я и продолжал оставаться на горящем корабле, то вовсе не из-за героизма, а из чувства долга. Как я мог покинуть корабль, который мог взорваться в любую минуту — а на борту еще оставались раненые! Командир сказал мне: «Обещаю, что мы все оставим корабль. Садитесь в лодку! Большинство раненых уже на берегу». И тогда я прыгнул в воду[294].

Бегин оказался на берегу, а пожар на корабле продолжался. Некоторые очевидцы, включая и Бегина, и Рабина, вспоминали, что солдаты Ѓаганы продолжали стрелять в бойцов Эцеля, плывших к берегу, стараясь использовать последнюю возможность убить их[295].