Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Тем временем Бегин, находясь на берегу, отдал приказ кораблю выждать наступления темноты, чтобы не быть замеченным наблюдателями ООН. Один из его помощников высказал беспокойство, не попадут ли они таким образом в ловушку, однако Бегин не согласился с его опасениями. После захода солнца корабль начал медленно приближаться к берегу. Бегин поднялся на борт «Альталены» и был встречен овацией[272]. Началась переправка на берег многотонного груза, но работа шла крайне медленно. А на берегу появились военные (представители Ѓаганы и Пальмаха); один из них подошел к Бегину и распорядился передать груз армии. Хотя Галили и Бегин ранее достигли самого общего соглашения относительно того, что Армия обороны Израиля получает все оружие и при этом 20 % будут использоваться в Иерусалиме, Бегин полагал, что предназначаемое для Иерусалима оружие будет находиться в распоряжении Эцеля, тогда как Армия обороны считала, что она сохранит контроль над всем оружием. К тому же при выработке соглашения стороны упустили из виду пункт, который оговаривал бы место хранения оружия после разгрузки. Эцель намеревался хранить груз на складах, находившихся под его контролем, тогда как Министерство обороны (возглавляемое тогда Бен-Гурионом) настаивало на немедленной передаче груза в распоряжение армии. Бегин дал указание своим людям продолжать разгрузку. Какой-то подросток, бывший свидетелем этих переговоров, испуганно пробормотал, что как бы Ѓагана не открыла по ним огонь. Бегин уверенно успокоил его: «Евреи не стреляют в евреев!»[273]

На следующий день бойцы Ѓаганы появились на берегу уже в усиленном составе. Пассажирам «Альталены» — выжившим в годы Катастрофы европейского еврейства и не связанным с Эцелем — было разрешено сойти на берег. Затем генерал Дан Эвен, командир бригады Армии обороны Израиля, выдвинул Бегину ультиматум:

По специальному распоряжению начальника генерального штаба Армии обороны Израиля я уполномочен — от имени правительства Израиля — конфисковать все оружие и боеприпасы, доставленные на берег Израиля в зону моей юрисдикции. Я уполномочен потребовать, чтобы вы передали мне весь груз для хранения, а также информировать вас, что вам следует связаться с представителями верховного командования Армии обороны Израиля. Вам рекомендуется незамедлительно выполнить этот приказ. В случае вашего несогласия я уполномочен использовать все имеющиеся в моем распоряжении средства для того, чтобы обеспечить выполнение приказа и реквизировать оружие, доставленное на берег, передав его из частных рук в распоряжение правительства Государства Израиль. Я хочу проинформировать вас, что весь этот район окружен должным образом вооруженными воинскими частями и бронемашинами, и что все дороги блокированы. На вас будет возложена вся ответственность за любые последствия в случае невыполнения вами этого приказа. Невооруженным иммигрантам будет разрешено отправиться в места их расположения, выбранные в соответствии с вашими планами. У вас имеется десять минут для того, чтобы дать ответ.

По мнению Галили, этот ультиматум предоставлял Бегину возможность «с честью выйти из сложившейся ситуации». Однако стороны в очередной раз оказались не в состоянии понять друг друга — Бегин с негодованием воспринял саму мысль об ультиматуме, равно как и о том, что ему было дано смехотворно короткое время для выполнения условий. Он даже не собирался отвечать на сказанное. Не воспринял он всерьез и угрозы военных. «Нам необходимо как можно скорее разгрузить корабль, пока не прибыли представители ООН. Не верю, что у наших военных имеются недобрые намерения». И, роковым образом недооценивая макиавеллизм Бен-Гуриона, он добавил, обращаясь к одному из своих помощников: «Проблема у нас может быть только с ООН»[274].