Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Правда, значительная часть текста этого соглашения была составлена в выражениях неопределенных и нечетко сформулированных. Взять, например, такую фразу, как «на территории Государства Израиль» — не ясно, шла ли речь также и об Иерусалиме, который на тот момент не входил в состав Государства Израиль. Ранее, весной этого года, Старый город и восточная часть Иерусалима оказались в руках арабов, будучи отрезанными от Нового города — несмотря на совместные усилия Эцеля и Ѓаганы и на проведение операции «Нахшон», имевшей целью освобождение города. Бен-Гурион оставил надежду отвоевать Иерусалим, тогда как у Бегина там имелось некоторое количество бойцов.

Это соглашение стало шагом в направлении создания единой израильской армии. Как Ѓагана, так и Эцель были частью замысла Жаботинского, но формирование единой армии было воплощением идеи Бен-Гуриона. Само соглашение было подписано со взаимными опасениями, в немалой степени и потому, что ни одна из сторон точно не знала, о чем именно была достигнута договоренность.

В то время как Бегин оговаривал с Бен-Гурионом условия, на которых он согласен ввести Эцель в состав Армии обороны Израиля, у бойцов Эцеля, находившихся в Иерусалиме, иссякали запасы оружия и боеприпасов. Зарубежные отделения Эцеля имели формальную независимость, и потому они продолжали приобретать оружие для отправки в Израиль, своим бойцам — в первую очередь, для защиты Иерусалима. Шмуэль Кац, возглавлявший тогда отделение Эцеля в Париже, впоследствии вспоминал: «Мы не собирались полностью расформировываться. Разве мы могли забыть Иерусалим, с требованием о независимости которого израильское правительство отказывалось выступить; Иерусалим, чей Старый город был в руках врага, а Новый город — в опасности. Вот почему Эцель обязан был продолжать свое независимое существование, борясь за включение всего Иерусалима в состав еврейского государства. До тех пор, пока этого не произойдет, зарубежные отделения Эцеля должны были продолжать свое существование»[255]. Кац, подобно другим членам Эцеля, считал запрет на ввоз оружия несправедливым, поскольку англичане по-прежнему могли поставлять оружие в Ирак, Иорданию и Египет, откуда оно могло попадать в руки палестинских арабов[256].

Ѓилель Кук, известный также как Питер Бергсон, возглавлял деятельность Эцеля в Америке. Он отвечал за сбор средств в пользу Эцеля и приобретение оружия в США; он также являлся организатором комитета в поддержку европейских евреев в годы Второй мировой войны. Одним из его основных послевоенных начинаний стала поддержка «нелегальной иммиграции в Палестину» (при активном участии Ѓаганы). Зная об отчаянной ситуации, в которой оказались члены Эцеля в Израиле, Кук, совместно с несколькими членами зарубежного руководства Эцеля, приобрел танкодесантный корабль, использовавшийся американскими ВМФ во время Второй мировой войны; он походил на корабли, на которых во время Алии Бет добирались из Европы еврейские иммигранты.

Они дали кораблю название «Альталена» (это итальянское слово, означающее «качели», было одним из журналистских псевдонимов Жаботинского)[257]. Командиром корабля стал Элияѓу Ланкин, видный деятель Эцеля, который впоследствии будет избран в Кнессет, а затем станет послом Израиля в Южной Африке. Сначала судно курсировало по Средиземному морю, чтобы создать впечатление, будто это грузовой корабль, выполняющий обычный рейс. Затем оно пришло в Пор-де-Бук (порт неподалеку от Марселя, откуда в свое время отплыл обреченный «Эксодус-1947»), где на борт были взяты направлявшиеся в Израиль иммигранты и погружено оружие. Это оружие было приобретено на пожертвования, сделанные в нескольких странах, но самым значительным был вклад Франции, которая — по-видимому, имея целью подрыв английского влияния на Ближнем Востоке, — поделилась боеприпасами на сумму 150 млн. франков[258]. На корабль поднялось также около 940 иммигрантов, все из числа выживших во Вторую мировую войну. Хотя они вынуждены были плыть в стесненных условиях, моральный дух на борту был высоким. Всем им запомнились дни строгой дисциплины и ночи с пением народных еврейских песен[259]. Пережив ужасы войны и лишившись крова, они теперь плыли домой, во вновь обретенное еврейское государство. Они уже не были жертвами, у них было оружие, и они могли защитить себя и свою новую страну. Это и было, как вспоминали некоторые из них, чувство еврейской гордости и достоинства — возрожденное величие, ѓадар[260].