Меня зовут - Кожа

В аул мы въехали с шумом и песнями. Машина остановилась у дома правления колхоза. В эго время с крыльца конторы сошел высокий молодой человек, одетый по-городскому, как говорит бабушка. Я не очень хорошо понимаю, что значит быть одетым по-городскому. Наши учителя, все молодые мужчины, и многие из тех, что

постарше, носят такие же пиджаки и штаны, как городские люди. С другой стороны, я и в городе видел стариков

в халатах и старинных шапках. Но раз уж так говорят, одет по-городскому, я и пишу эти слова про незнакомого молодого человека. О том, что он из города, я догадался, конечно, не по его костюму, а потому, что на шее у него

висел фотоаппарат — вещь, которая у нас в ауле была не так уж распространена. Я знал всех владельцев «фэдов», «зорких» и «зенитов» наперечет.

— Погодите, ребята!— крикнул молодой человек.— Не слезайте с машины.

Нужно сказать, что меня довольно быстро выставили из кабины. Каждому хотелось проехаться рядом с

водителем, и Кайыпжану приходилось останавливаться почти через пять минут, впуская в кабину нового

пассажира.

В тот момент, когда молодой человек начал нас фотографировать, я сидел на скамейке посередине кузова. Но

мне хотелось получше разглядеть приезжего фотографа, и я протиснулся к самой кабине. Едва я успел

облокотиться на ее крышу и привести в порядок свою одежду, как фотоаппарат щелкнул.

По дороге домой я, сам не знаю почему, все вспоминал Жанар. Мне хотелось бы поскорее увидеть эту девочку.

Наверно, она уже забыла о нашей ссоре при игре в шашки Я очень ясно припомнил все подробности того вечера.

Как Жанар сидела на диване, поджав ноги, словно птичка на веточке, как она забирала, одну за другой, мои

шашки. Перед моими глазами всплыла и другая картина — Жанар кружится по комнате и кричит: «Кожа-хвастун!

Хвастун Кожа!»

Но, честное слово, я не сердился на нее за это.

Я нарочно пошел не прямо к дому, а сделал большой крюк, чтобы пройти мимо дома Жанар. Но поблизости от

него не было ни души. На перекладине ворот сидели воробьи и негромко чирикали свои песни. Казалось даже, что лопухи и лебеда возле забора разрослись как-

то особенно густо со времени моего последнего посещения.

Я подошел поближе к забору и заглянул во двор. У сарая на солнышке сушился кизяк. Значит, бабушка здесь, в ауле? Может быть, и Жанар где-нибудь неподалеку.

Вдруг над самым моим ухом прозвучал насмешливый голос:

— Кого это ты ищешь, друг Кожа?

Я вздрогнул и оглянулся. Ну конечно, это проходимец Жантас!

— Тебе-то что?— ответил я как можно грубее. Из-под плоской синей кепки- блинчика ехидно засверкали желтенькие глазки.

— Соскучился?— протянул Жантас.

— О чем?— Я старался вложить в свой тон как можно больше удивления.

— Знаю... знаю, кого ты высматриваешь,— погрозил мне пальцем Жантас и на всякий случай отошел подальше.

Потом я узнал, что Жанар не было в селе. Она уехала в лагерь, на вторую смену.

Я ушел во внутреннюю комнату, плотно прикрыл за собой дверь и принялся сочинять стихи.

Я скучаю по тебе, Жанар! Быстрее приезжай ко мне! Я тоскую дни и ночи по тебе с тяжкой печалью в душе.

Эти строки пришли мне в голову быстрее, чем я смог их записать, и я очень развеселился. Мне стало легко и приятно от мысли, что я умею так быстро сочинять.

Видимо, потому, что я целый месяц не брался за перо, стихи лились сами собой, и я довольно скоро исписал целых две страницы.

Особенно удались мне последние строки:

Безрадостно на свет гляжу, Томит меня разлуки грусть, Листком березовым брожу. Вот-вот — и с веточки сорвусь.

Правда, здорово! Не сразу, конечно, поймешь, но здорово! У меня, признаюсь честно, возникло вдруг подозрение,

что я где-то уже слышал такие стихи. Но сколько я ни ломал голову, так и не мог вспомнить где.

Только ложась спать, я сообразил: да ведь это стихи Абая. Я хотел сейчас же вскочить с постели, зажечь свет и зачеркнуть это последнее четверостишие.

Потом я раздумал. Что ж тут такого, если я и позаимствую немножко у Абая. Абай настолько велик, что славы его

не убавится оттого, что кто-то воспользуется четырьмя его строками. Наоборот, Абай, будь он жив, наверно,

радовался -бы, узнав, что такой молодой человек, как я, еще совсем недавно научившийся читать и писать, уже увлекается его стихами.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В которой мы и расскажем о неприятностях из-за фотографии.

— Эй, кто у вас дома?!

Я узнал голос старика почтальона Коштибая, выскочил на улицу и получил из рук его «Казахстан пионери»—мою

газету. Ее выписывал я. На маленькой этикеточке, приклеенной к газете, так и стояло: «Кадырову Кожабергену».

Обычно я начинал читать газету с последней страницы. Не удивляйтесь. Так делают очень многие, в том числе и

взрослые. На последней странице всегда бывают юмористические рассказы, фельетоны, веселые стихи,

карикатуры. Вот и сейчас я сразу увидел заголовок: «Жеребенок». Автор С. Сергаскаев. Сколько уже рассказов

этого человека было напечатано в «Казахстан пионери»! А он все пишет и пишет.

Я раскрыл газету. На второй странице, на самом верху ее, был какой-то снимок. Я вгляделся в фотографию и не

поверил глазам своим...