Меня зовут - Кожа

самое важное в жизни обещание. Его давал сам себе я, сын хорошего человека Кадыра, сын несчастной матери, которую своим поведением я мог бы довести до того, что она ушла бы в дом комбайнера Каратая!

И я совершил первый истинно героический поступок в своей жизни. Я промолчал. Я вырвал ворот рубахи из рук

разъяренной ведьмы и молча зашагал по улице. Я даже не ударил ногой не вовремя подвернувшуюся кошку. Я

шел и мстил моей оскорбительнице в мечтах, придумывая, какой ужасной каре я подверг бы ее, если бы наше

столкновение произошло двадцатью четырьмя часами раньше.

В понедельник, сразу же после уроков, состоялось общее собрание нашего класса. Сам директор тоже пришел па

собрание, а когда оно уже началось, в класс незаметно вошел Рахманов и сел на одну из задних парт.

Директор рассказал ребятам о решении педсовета. Потом он вызвал меня к доске

— Ну, а теперь что сам ты скажешь своим товарищам?— спросил он.

Что же я мог сказать? Я только повторил свои же слова, сказанные на педсовете. Просил поверить мне в

последний раз и пообещал исправиться. Я заметил, что ребята перемигиваются и хихикают. Чего удивительного!

Сколько раз они слышали от меня эти же самые слова!

Не успел я окончить свою маленькую речь, как вскочил Жантас.

— Кадырова нужно исключить!— сразу же закричал он.— Из-за Кадырова в классе все безобразия. Нам теперь

по улице пройти нельзя. Каждый показывает пальцем и говорит: это у них в классе есть ученик, который выпил

чужой кумыс и украл чужую каракулевую шкурку...

— Разрешите мне вопрос,— сказал вдруг Рахманов.

— Пожалуйста,— ответил Тимур. Он, как обычно, был председателем собрания.

— Как ты думаешь, дорогой Жантас,— спросил Рахманов,— откуда бы это всему аулу знать, что Кадыров стащил

шкурку? Я говорил с владельцем шкурки. Он против Кадырова ничего не имеет. Подтвердил, что шкурку стащил

другой человек... Ни один из присутствовавших при известном всем нам случае на джайляу, когда Кожа

пострадал из-за того, что не умеет выбирать себе друзей, тоже не говорил, что Кадыров стащил шкурку... Кто же

распускает такие слухи?

— Жантас!

— Мне говорил!

— И мне,— закричали ребята.

— Стало быть,— подытожил Рахманов,— » на тебя, Жантас, показывают пальцами не потому, что Кадыроз

стащил шкурку, а потому, что ты распускаешь глупые слухи

Все захохотали. Но Жантаса не так-то легко было сбить.

— Ладно... не брал шкурки. Но у него и без этого хватает нарушений... Он прогуливал уроки, ходил на рыбалку. Он

дрался, выбросил из окна мои тетрадки... Он положил лягушку.

Жантас остановился на секунду, припоминая другие мои грехи. Вдруг по лицу его пробежала злорадная улыбка.

— Он,— начал Жантас особенно торжественно,— пишет письма девочкам... Когда я услышал эти слова, у меня чуть сердце не оборвалось. Весь класс разом оглянулся, и все уставились на меня.

Я уже писал о том, как собирался объясниться с Жанар после ее вероломного поступка, когда она сидела на

одной парте с Жантасом и читала с ним журнал. Я испортил тогда целую кучу бумаги, но ничего умнее фразы

«ЖМ! Будем, как Козы Корпеш и Баян!» сочинить не мог. Наутро я забыл о листке, на котором были написаны эти

слова. До сих пор я так и не знал, куда он дел-ся. Сейчас я понял это. Конечно, Жантас, воспользовавшись тем,

что сидел со мной на одной парте, стащил листок. Но пусть докажет, что мое предложение было адресовано именно Жанар!

— Неправда! Он врет!—закричал я.

— Правда! Я сам видел письмо. Оно было спрятано У тебя в тетрадке...

— Какой девочке он писал?— поинтересовался кто-то.

— Не знаю... Я видел только, что наверху была написана буква «Ж» и три восклицательных знака.

Жантас рассчитал точно. Кто же из наших одноклассников не знал, что другой девочки с именем, начинающимся с этой буквы, у нас в классе не было.

— Врет он!— крикнул я.— Все врет. Это было письмо моего дяди, который живет в Сарытогае... Его зовут Жумур...

— Нет, не ему!— неистовствовал Жантас.— Там было написано про любовь...

— Тихо!— прикрикнул на нас Ахметов.— Что-нибудь еще ты можешь сказать, Жантас?

— Вот все, что я хотел сказать. Он всегда ко мне придирается. Нужно исключить его... И письмо он писал

девочке...

Вторым говорил Тимур.

Тут-то я и понял, что нужно было бояться его, а не Жантаса. Куда глупцу Жантасу до этого толкового парня!

Тимур по косточкам меня разобрал, каждую из них песочком протер, да на свет вытащил и всем показал.

Досталось мне и за озорство, и за прогулы, и, главное, за дружбу с Султаном...

— Никак не могу понять,— говорил Тимур,— как может человек так жить, без самолюбия, без уважения к себе.

Сугуров его сколько раз надувал, воровал при нем, сахар его матеря украл, а он все к Сугурову тянется...

Видно, Тимур забыл на некоторое время обо мне, потому что принялся распекать на все корки Султана.

— Сугуров как тот мулла из сказки, которого в арык бросили. Он кричал: дайте мне ухватить кого-нибудь за ногу,

вдвоем тонуть веселее... Ему не хочется, чтобы он один на весь аул оказался неучем и бездельником. Вот он и

тянет за собой Кожу... А мы сами виноваты. Как увидели Кожу раз-другой с Султаном, так и отвернулись от него...