- Последние две недели я носила пули с собой, - сказала она, держа сумочку на коленях. - Каждый раз я думала, что отдам их Вам, но не отдавала. Не уверена, что сделаю это сегодня.
- Звучит так, словно часть Вас хочет отдать их мне, раз Вы принесли их и говорите о них.
Мне не следовало напрямую спрашивать о них. Необходимо, чтобы мысль отдать их мне, была ее собственной.
Карен сидела в нерешительности, смотря в сторону. Я ждал. В итоге она посмотрела вниз, открыла свою сумочку и извлекла из нее пластиковую коробку, в которой было около двух сотен патронов калибра 5,6 мм. Некоторое время она рассматривала её, а затем протянула мне. Я взял её и положил на стол рядом с собой.
- Есть ли что-нибудь еще, что Вы бы хотели мне отдать? - поинтересовался я.
Она вскинула голову, зрачки ее глаз были расширены. Затем она снова посмотрела вниз, засунула руку в сумку, замерла и вынула оттуда небольшой складной нож с бритвой в нем. На мгновение она держала его в руке, словно предаваясь воспоминаниям, затем протянула рука и отдала его мне. Ощущение было, словно она вверила мне свою жизнь.
- Что-нибудь еще? - она два раза резко помотала головой, не смотря на меня. - Важно, чтобы Вас не окружало ничто, что может причинить Вам вред.
- Но все может причинить мне вред.
- Что Вы имеете в виду? - теперь пришел мой черед удивляться.
- Все может причинить мне вред, - повторила она, словно я не услышал ее с первого раза.
- Я не понимаю, - у нее явно было что-то на уме. Карен смотрела в пол и начала говорить мягко.
- Мой отец привык издеваться надо мной разными способами. Ему нравилось засовывать в меня разные предметы: ложки, ножи... отвертки... и вешалки. Много разных предметов.
- Ясно.
Карен больше не стала об этом распространяться, а я не стал настаивать на деталях. Она только начала рассказывать мне все ужасы, через которые прошла. Мне следовало быть как можно более внимательным слушателем и не встревать тогда, когда она говорила. Надо было дать ей почувствовать, что я принимал ее со всем ее багажом страхов и переживаний и что ее рассказы не разрушат наши отношения.
5.
Арест отца
Карен все сильнее привязывалась ко мне, что ее ужасало. Чем больше она мне доверялась, тем больше того, что она хранила в себе, начинало вырываться наружу, часто, когда мы не были готовы с этим столкнуться. Ряд ее писем, написанных ею между сеансами, показывали, как ее начинали поглощать воспоминания из прошлого.
Когда Карен пришла ко мне пятого августа, мы обсуждали ее письма с 24 июля по 3 августа. Я не знал, с чего начать. Но раз наши отношения стали цементом, укрепляющим лечение, то я начал с них.
- То, что я Вас не обнимаю, заставляет Вас думать, что я не забочусь о Вас? - она кивнула и сказала, что так и есть.