Меняла

Когда фиолетовый вечер наполнил комнату полутенями, Виктор встал с кровати, утер слезы с лица, и на негнущихся ногах поплелся к интеркому. Он ввел личный код Императора, и на экране возникло дряблое лицо регента.

— Здравствуйте, Ваше Величество. Как настроение перед присягой?

— Отлично, господин Уинкли.

— За последний месяц к Доминиону присоединилась планета Фатум, — изобразив на лице почтение, сообщил регент, — это — знак судьбы.

— Спасибо, я читаю Глобалнет, — Виктор натянуто улыбнулся.

— Ваше Величество, проблема с возможным убийцей в рядах курсантов не решена. Мы его не нашли.

— Вы не можете найти убийцу, потому что его не существует, — Виктор сделал паузу и приложил правую ладонь к экрану. — Господин Уинкли, выполняйте мои распоряжения. Первое: объявите боевую тревогу, закройте для гражданских судов гипер-тоннели, и вышлите императорский флагман к планете Авалон. Загрузите полный боекомплект антиматерии. Атака завтра в семнадцать ноль-ноль по межгалактическому времени. Присяга заканчивается в десять, я успею.

— Но, Император, неразумно уничтожать Авалон в день коронации, это плохое начало Вашего официального правления, кроме того, они находятся под протекторатом Доминиона!

— Выполняйте приказ! Второе: отправьте с почетным эскортом в Академию не сто, а девяносто девять именных клинков. Третье: отлейте серебряную статую Гражданина Доминиона Пола Корна ID128.310.420.164 в натуральную величину. Он должен быть в форме Космических Сил Доминиона с именным клинком в правой руке. И приготовьте могилу в императорской усыпальнице: он трагически скончался сегодня в полдень.

— Что написать на постаменте? — деловито осведомился регент, надев на лицо маску траурной скорби.

— Брату от брата, — выдавил из себя Виктор, и выключил интерком.

Самого могущественного человека во Вселенной душили рыдания — он чувствовал, что Император в нем медленно убивает Человека...

Игра

Я вдохнул горько-приторный дым сигареты и стряхнул пепел на ровную поверхность воды. Золотые рыбки оживились, и, смешно вращая глазами, устремились к серым рассыпчатым хлопьям. Они поочередно хватали их, широко разевая рты, выплевывали, и бросались за новыми порциями ароматной золы.

— Твоя сущность проявляется в каждом поступке, — прозвучал низкий голос из-за спины. — Надежды, которые ты даришь человечеству — лишь пепел, а люди, как рыбы в аквариуме, таращатся на тебя, не верят, но внимают и поддаются искушению...

Я вздрогнул, но не повернул головы. Это был он. Друг мой. Враг мой. Единственный равный соперник в тоскливой и однообразной пьесе, именуемой «Жизнь».

— Я скучал по тебе! — проникновенно сказал он, растягивая окончания слов. — Как Земля? Пятьдесят лет в человеческой шкуре...

— Тебе и подольше приходилось, — ответил я, оборачиваясь.

— Помню, — седой, похожий на Энтони Хопкинса старик улыбнулся и поправил серебряное пенсне. — Здесь было здорово, но в небесах лучше, там — власть!

— Власть — это условность, ведь ты можешь вкусить ее плоды, лишь спустившись на землю.

— А я уже здесь! — он обвел взглядом полутемный зал ресторана. — Настало время ИГРЫ.

— Не боишься?

— Чего? — старик недоуменно пожал плечами. — Ты проиграешь, как и в прошлый раз.

— Пари?

— Пари! — он протянул ладонь для рукопожатия.

— Играем как обычно? — уточнил я.

— Да. На все про все — столетие. Проигравший остается на земле, а выигравший, — старик посмотрел на меня торжествуя, — победитель обладает небом до новой ИГРЫ.

— Согласен, но с одним условием...

— Приму любое из сотен разумных, — он потер тыльную сторону левой ладони.

— Две тысячи лет прошло, а ты все еще ощущаешь крест и гвозди распятия? — сказал я с деланным удивлением и усмехнулся. — Мне нравилось быть Пилатом!

— Ближе к делу, — старец недовольно поморщился.

— Идет. Предлагаю ИГРУ один на один, ИГРУ без помощников, последователей и прихлебателей.

— И без театральных эффектов, — добавил он. — Мне надоели восхождения на троны и сражения, в которых участвуют миллионы.

— Ба! — искренне удивился я. — Да тебе их, никак, жаль?

Я ударил в стекло аквариума, и потоки воды обрушили золотых рыбок на мраморный пол. Они судорожно бились среди камней и осколков стекла, обагряя кровью грязные лужи.

— Жизни людей — лишь декорации для нашей ИГРЫ, — я иронично улыбнулся. — Ты сам это сказал, помнишь?

— Да, но с тех пор прошли тысячи лет! — он сжал правую руку в кулак, и рыбки на полу замерли. — Я научился милосердию.

— Боже милосердный! — я смиренно склонил голову. — Напомню тебе эти слова, когда будешь просить о пощаде и швыряться человеческими жизнями как грязью в надежде оттянуть неминуемое поражение!

— Один на один! — Бог погрозил указательным пальцем. — Ты сам предложил это, так что, будь добр, соблюдай оговоренные правила!

— Бесспорно! — я развернулся на каблуках, и под ногами заскрежетало стекло. — Но воплощаться в людей все же придется. А значит, они умрут.

— Никто не совершенен, даже ты, Сатана!

— Пятьдесят лет назад выиграл ты, — я заглянул в бездну серых глаз за стеклами пенсне. — Твоя очередь моделировать сценарий.