— Понимаю, что это нелегко. Но если ты хоть в чем-то похожа на меня, то в школе внимательно контролируешь каждый свой жест и каждое слово. Потому что реакция других всегда непредсказуема. Тебе не надо ничего отвечать — я знаю, что по части коммуникации ты гений. Просто вспоминаю, как это было со мной. Надеюсь, что твое окружение более доброжелательно. Но меня совсем не удивит, если и оно оставляет желать много лучшего.
Ребекка долго молчала. В самом худшем случае Винсент опять перегнул палку и будет немедленно выставлен за дверь.
— То есть допрос… — Она кивнула на телефон. — Ты вообще имеешь право мне это прокручивать?
По тону ее голоса Винсент понял, что прощен.
— Думаю, что нет. Честно говоря, странно, что меня вообще туда допустили. И все-таки послушай. Это займет максимум десять минут. А потом скажешь мне, что ты о нем думаешь.
Винсент запустил диктофон, дал Ребекке прослушать диалог Мины и Даниэля и тут же удалил файл.
— Меня могут привлечь к уголовной ответственности, но я должен знать твое мнение.
Ребекка опустила глаза в пол и как будто сосредоточилась.
— Он боится, — сказала она. — Нервничает. Но я знаю, как это звучит, когда люди лгут. И здесь я этого не слышу. Может, он что-то скрывает, но то, что говорит, — правда.
— Полностью с тобой согласен. — Винсент кивнул. — Хотя парень все время косился влево. — Он шутливо толкнул Ребекку в бок.
Хотел было положить ей на плечо руку, но передумал. Ему, как и дочери, были неприятны подобные знаки внимания. В конце концов, есть и другие способы показать ребенку свою любовь. Ребекка улыбнулась, и Винсент почувствовал себя сполна вознагражденным.
— Но, папа, — продолжала она, — эта женщина, которая вела допрос… это с ней ты работаешь? Это она, да?
— Ты имеешь в виду Мину?
— Да, наверное. Ты ведь догадываешься, что она тобой интересуется? Это ясно слышится. Один ее медовый голос, когда она произносит твое имя…
Винсент почувствовал, как у него загорелись щеки. Он покраснел, как пристыженный школьник. Быстро ответил:
— Между нами ничего нет.
— Я знаю. Но женщина может флиртовать и не объявляя об этом во всеуслышание. Ей ведь не обязательно ходить по улице с плакатом: «Я флиртую» — чтобы кое-кому стало все ясно. Здесь это очевидно. И не бойся… я ничего не скажу тете Марии.
— Здесь нечего говорить.
— Да, конечно. Мне пора в школу, извини.
И Ребекка поднялась, оставив Винсента сидеть и ждать, когда перестанут гореть щеки.
На улице все еще светло, поэтому Мина видела не только кухню, но и гостиную.
Правда, и саму ее тоже легче было заметить теперь, чем темным зимним вечером. Приходилось быть вдвойне осторожной. Не то чтобы она боялась быть узнанной — столько лет прошло… Мина стала совсем другим человеком. Настали другие времена и совсем другая жизнь.
Наконец в окне возникла девочка, которую она так ждала.
Темные волосы падали ей на лицо, когда она склонялась над кухонным столом. Лампа освещала ее сзади, поэтому Мина отчетливо видела силуэт, несмотря на четвертый этаж. На девочке было все то же серое худи — похоже, ее любимое. Она жевала завязку от капюшона, но лицо ее Мина разглядеть не могла.
Рядом залаяла собака, и Мина вздрогнула. Озлобленная чихуа-хуа. И женщина в дорогом пальто и лоферах с логотипом «Гуччи».
— Дайте пройти, — прошипела женщина, хотя вокруг было полно свободного места.
Мина воздержалась от возражений. В Эстермальме и не такое услышишь. Собака поддержала хозяйку заливистым лаем, прерываемым угрожающим рычанием, и женщина натянула поводок:
— Пойдем, Хлоя.
Бросив хищный взгляд на Мину, собака неохотно подчинилась. И Мина снова осталась одна на тротуаре Линеегатан.
Девочки в окне больше не было. Осталось гложущее чувство отсутствия. Пустоты. А может, и вины или всего этого вместе… В таких случаях Мина никогда не пыталась разобраться со своими чувствами. Стоит ли открывать ящик Пандоры?
Она попыталась представить, как выглядит изнутри квартира девочки, ее комната, где Мина, конечно, никогда не бывала. Зато хорошо помнила другую квартиру, тесную «двушку» в Васастане. И совсем другую комнату. На первом этаже находился лучший в городе греческий ресторан. У Мины так и не хватило духа войти туда снова. Она боялась боли, почти физической, которую может причинить ей память.
Вскоре девочка появилась снова, на этот раз в гостиной. Разговаривала с кем-то. Жестикулировала. Передвигалась из одного конца комнаты в другой. Со стороны это походило на ссору, но сказать наверняка было трудно. Жаль, что нет Винсента — он, конечно, лучше истолковал бы этот язык жестов. Тут Мина поймала себя на том, что стоит, приподнявшись на носках. Как будто так можно больше разглядеть в окне четвертого этажа… Тем не менее она продолжала тянуться.
Потом серое худи пропало окончательно. Мина опустилась на пятки, вздохнула и медленно побрела к машине.