Ментальность в зеркале языка

Представление понятия правды через субъективное отражение реальности в противовес объективному во французском языке смазано. Русское выражение «у каждого своя правда» предпочтительно перевести как Chacun a ses raisons – «у каждого свои причины». Можно сказать и A chacun sa vérité, однако первый вариант перевода значительно частотнее и предпочтительнее.

Mensonge (n. m.) – антоним vérité. У Чезаре Рипа находим следующий аллегорический образ этого понятия: «Молодая уродливая женщина, искусно разодетая, одежды на ней переливчатого цвета, она вся размалевана, так как стремится скрыть себя за ложной видимостью. Она хромонога, так как одна из ее ног – деревянная. В левой руке она несет вязанку горящего хвороста. Она так разодета, потому что утверждает то, чего нет, создает пустую видимость. Переливчатость символизирует непостоянство лжи. Горящий хворост – быстрота ее жизни: быстро зажигается и быстро гаснет. У нее короткие обе ноги».

Хромота – признак, характеризующий несовершенство рассуждения или знания как во французском, так и в русском языке. Хромота сразу видна, хромота свидетельствует о ненадежности опоры, хромота сопряжена с уродством, отсутствием целостности, и является одной из портретных характеристик дьявола – колченогий и другая нечесть, несовершенство, дефектность которой мы также часто ассоциируем с хромотой. Мы говорим: «Твои знания хромают» или «Он хромает по математике». Мотив хромоты в мифологии связан с образом кузнеца-Гефеста, а также с сатаной, которого часто воображали гостящим у живущих на отшибе кузнецов (МС). Этот перенос сдержит в себе, возможно, каузальный намек: ложь от дьявола, как и плохое знание, недостатки.

Слово mensonge, вероятно, было заимствовано из народной латыни (mentionica), в которую в свою очередь пришло из поздней латыни (mentio – обман). Это слово, зафиксированное в VI веке, кажется продолжением классического латинского mentio – mention, развившегося через смысл «лживое упоминание» – mention mensongere.

До XVII века это слово было женского рода, что объясняет тот факт, что у Чезаре Рипа mensonge – женщина. С XIII века слово обозначает утверждение, противное правде, произведенное с целью обмана, чуть позже у него появляется и более общий смысл – акт лжи. В современном языке остались еще какие-то следы средневековой классификации лжи, в которой выделялись mensonge par omission, mensonge effectif, делающаяся при помощи утверждения, memonge joyeux («ложь в шутку», теологический смысл), mensonge officieux («неофициальная ложь») и le pieux mensonge («ложь во спасение»), mensonges pernicieux («вредоносная ложь»). Эти выражения продолжают активно существовать в языке и поныне. По расширению значения слово это обозначало все иллюзорное, обманчивое (с XII века), продолжая принятое в античности смешение между ложью и воображением (10). Именно поэтому mensonge употреблялось для обозначения фикции в искусстве.

Отметим также, что смешение обмана и вымысла – первого, связанного с намерением обмануть, второго, не связанного с намерением корыстно обмануть, но, возможно, и даже просто развлечь – в силу своих античных истоков нашло отражение во многих европейских языках.

В современном французском языке выделяются четыре значения у слова mensonge:

1. Утверждение, по воле его автора противоречащее правде, произнесенное с целью обмана.

2. Акт лжи, совершение подделки, подлога, обмана.

3. Иллюзорность искусства.

4. То, что обманчиво, иллюзия.

Слово mensonge не богато сочетаемостью. По-французски говорят:

tissu de mensonge;

bourrer te cerveau de qn de mensonges;

prendre qn en mensonges;

vivre dans le mensonge;

esprit de mensonge;

père du mensonge;

mensonge gros, grossier;

mensonge nait, grandit, grossit.

Из приведенной сочетаемости мы видим, что mensonge имеет во французском языке ряд ассоциаций, которые не слишком разработаны и укреплены количественно, однако в том виде, в котором они существуют, они закреплены достаточно надежно. Ассоциирование лжи с тканью есть и в русском языке, а если учесть, что образ ткани – один из древнейших, то, очевидно, имеются аналогии и в других языках (11). Мы говорим: «Это шито белыми нитками», подразумевая, что обман слишком хорошо виден.

Ассоциация обмана с пищей также представляется более или менее универсальной, и не только обмана, но всего понятийного гнезда (вымысел, иллюзии): ср. Соловья баснями не кормят; Он меня кормит завтраками; У меня твоя ложь вот где (жест, обозначающий сыт по горло) и т. д.