Мера Любви

— Я научу вас, как снимать клобучок и вабить, — обещал де Бельвар.

— Боюсь, он меня клюнет, — нервничал Джованни.

— Не бойтесь, он очень послушный, — граф забрал сокола.

Де Бельвару страшно хотелось обнять Джованни и расцеловать — из чистой благодарности за то, что ему было всегда так хорошо с ним, как еще никогда и ни с кем. Его симпатия давно уже сделалась слишком восторженной, да и разве была она когда-либо иной, чтобы именоваться просто дружбой — таким затертым термином, имеющим возможность означать все, что кому угодно? Трепетное и нежное отношение де Бельвара к Джованни никак не оправдывалось общностью интересов или взаимной выгодой, чем часто объясняется прочность дружеских связей. Однако глубокое волнение, говорящее о много большей привязанности, какое граф неизменно испытывал в присутствии друга, продолжало оставаться скрытым глубоко в его сердце, словно подземные воды, что незаметно текут, набирая силу в недрах под плодородной почвой, недоступные взгляду, неуловимые для слуха.

Жан, — позвал граф и тут же отступил, не решаясь, как обычно, высказать вслух свои мечты. Ему часто приходили на ум воспоминания о пережитой вместе псевдоосаде Стокеиорта и думалось, сколь хорошо бы зажить с Джованни вместе, все делать сообща и никогда не расставаться. Странное желание. Де Бельвар побоялся смутить друга такими речами.

Что? — тем временем откликнулся Джованни, тоже задумавшийся о чем-то своем. — Что вы хотели сказать мне, Гийом?

— Ничего, глупости. Я ведь не слишком умный, не так ли? — попробовал отшутиться граф.

— Вот уж теперь вы точно глупость сказали, — расстроился Джованни. — Вы очень умны. Не просто умны, вы еще и мудры, Гийом, мудрее меня.

— Ум отличается от мудрости? — как прилежный ученик, никогда не упускающий возможности чему-то научиться, с любопытством спросил де Бельвар.

— Конечно отличается, иначе зачем бы им называться разными именами, — ответил Джованни, привыкший учительствовать. — Мудрость — добродетель, ей нельзя выучиться, это дар Божий. А ум — способность, которую можно развивать, как любую другую. Но сейчас не урок, Гийом, — остановил себя Джованни.

— Да? Странно, — де Бельвар принял удивленный вид. — Пойдемте тогда обедать.

И они в веселье отправились за стол под руку, как и полагается задушевным друзьям.

На соколиную охоту поехали в начале следующей недели. Это развлечение считалось столь изысканным и мало утомительным, что их сопровождали вдовствующая графиня и старшие девочки: Мод, Мабель и Агнес.

Джованни не умел снимать клобучок с должной сноровкой, чтобы не отвлечь сокола до того, как тот увидел добычу, поэтому его роль ограничивалась в основном наблюдением за тем, как охотятся другие. Люди графа, специально для этого предназначенные, били в барабаны, вспугивая болотных птиц, которые стаями поднимались в воздух. Соколы сразу же взмывали так высоко, что терялись из виду, хватали на лету свою жертву и повергали наземь, затем, словно отскочив, взмывали вновь, чтобы обрушиться на других. Так за короткое время охотники обрели богатую добычу.

Де Бельвар заметил, что Джованни быстро прискучило смотреть за птицами, у него глаза утомились, к тому же, он, кажется, плохо видел на дальнее расстояние. Джованни беспомощно щурился, пытаясь разглядеть сокола в той части неба, на которую ему указывали. Графа это обстоятельство привело в умиление, так же как, скажем, маленький рост и хрупкая комплекция Джованни. Плохое зрение явилось для де Бельвара еще одним поводом заботиться о своем беспомощном друге и всячески оберегать его.

На исходе дня всей компанией вернулись в Стокепорт, и граф не мог отпустить Джованни от себя еще добрых два дня, а когда тот все же уехал, де Бельвар явился к нему на следующее же утро.

ГЛАВА XXXIV О том, как граф Честерский разрушил надежды силфорцев

Постепенно де Бельвар взял себе привычку ездить в Силфор практически ежедневно, мало какое утро обходилось без того, чтобы он не проезжал чуть свет через городские ворота. Силфорцам было отчего беспокоиться: в последнее время пошли толки, будто граф собирает саладинову десятину со всего своего палатината и намерен, как само собою разумеющееся, обобрать и Силфорскую епархию, даром что епископ тоже крестоносец. Это не помешает им, господам, содрать с бедных людей двойной налог.