Мера всех вещей

Сокр. Стало быть, один из них делает прекрасное, а другой, наказываемый, своим страданием принимает его?

Пол. Да.

Сокр. Если же прекрасное, то и доброе? Ведь оно либо приятно, либо полезно362.

Пол. Необходимо.

Сокр. Поэтому наказываемый, находясь в состоянии страдания, принимает добро?

Пол. Вероятно.

Сокр. Следовательно, получает пользу?

Пол. Да.

Сокр. И ту пользу, которую я разумею? То есть, будучи наказываем, он становится добрее по душе?

Пол. Это вероятно.

Сокр. Стало быть, принимающий наказание освобождается от душевного зла?

Пол. Да.

Сокр. И не от величайшего ли освобождается он зла? Рассматривай так: в отношении к деньгам замечаешь ли ты в человеке какое-нибудь другое зло, кроме бедности?

Пол. Нет, именно бедность.

Сокр. А в отношении к телу – что такое? Не назовешь ли злом слабости, болезни, безобразия и подобного тому?

Пол. Назову.

Сокр. Не допускаешь ли также какой худости и в душе?

Пол. Как не допускать!

Сокр. И этой худости не называешь ли несправедливостью, невежеством, трусостью и тому подобным?

Пол. Без сомнения.

Сокр. Итак, в отношении к деньгам, телу и душе – трем предметам – ты указал и три зла: бедность, болезнь и несправедливость?

Пол. Да.

Сокр. Но из этих худых качеств которое – самое постыдное? Не несправедливость ли, и вообще – не злокачественность ли души?

Пол. И очень.

Сокр. Если же самое постыдное, то и самое злое?

Пол. Что ты говоришь, Сократ?

Сокр. Вот что: по силе прежних наших соглашений, дело самое постыдное – всегда самое постыдное потому, что влечет либо величайшую скорбь, либо вред, либо то и другое.

Пол. Непременно.

Сокр. А теперь мы согласились, что дело самое постыдное есть несправедливость и всякое худое состояние души?

Пол. Конечно, согласились.

Сокр. Самое же постыдное не есть ли либо самое скорбное, поколику избыточествует скорбью, либо самое вредное, либо то и другое?

Пол. Необходимо.

Сокр. Так не более ли скорби возбуждает состояние несправедливости, распутства, трусости и невежества, чем бедности и болезни?

Пол. Из этого-то, Сократ, мне кажется, – более.

Сокр. Стало быть, злокачественность души есть самое постыдное из всех состояний – по избытку не скорби, как говоришь ты, а какого-то чрезвычайного и великого вреда, какого-то зла удивительного.

Пол. Явно.

Сокр. Но то именно, что избыточествует величайшим вредом, конечно, есть и величайшее из всех зол.

Пол. Да.

Сокр. Следовательно, несправедливость, распутство и всякая другая злокачественность души есть величайшее из всех зол?

Пол. Явно.

Сокр. А какое искусство избавляет от бедности? Не барышничество ли?

Пол. Да.

Сокр. Какое – от болезни? Не врачебное ли?

Пол. Необходимо.

Сокр. Какое – от злокачественности и несправедливости? Если отвечать на это вдруг не можешь, то рассмотри так: куда и к кому ведем мы тех, кто болен телом?

Пол. К врачам, Сократ.

Сокр. А куда несправедливых и распутных?

Пол. К судьям, разумеешь ты?

Сокр. Не для наказания ли?

Пол. Согласен.

Сокр. Но правильно наказывающие не руководствуются ли в наказании каким-нибудь правосудием?

Пол. Очевидно.

Сокр. Таким образом, искусство барышническое избавляет от бедности, врачебное – от болезни, а судебное – от распутства и несправедливости.

Пол. Явно.

Сокр. Которое же из них называешь ты самым прекрасным?

Пол. Из чего именно?

Сокр. Из барышнического, врачебного и судебного.

Пол. Судебное, Сократ, много выше.

Сокр. А если оно – самое прекрасное, то не потому ли опять, что доставляет либо удовольствие, либо пользу, либо то и другое?

Пол. Да.

Сокр. Приятно ли лечиться? И врачуемые радуются ли?

Пол. Мне кажется, нет.

Сокр. Но полезно. Не так ли?

Пол. Да.

Сокр. Потому что человек избавляется от великого зла, так что ему выгодно переносить страдание и возвратить здоровье.

Пол. Как не выгодно!

Сокр. Однако ж этого ли человека – врачуемого в отношении к телу – должно почитать самым счастливым или того, кто вовсе не хворал?

Пол. Очевидно: того, кто вовсе не хворал.

Сокр. Ведь счастье состоит, вероятно, не в том, чтобы избавиться от зла, а в том, чтобы вовсе не иметь его?

Пол. Конечно так.

Сокр. Что ж? Из двух человек, носящих зло – в теле ли то, или в душе, – который несчастнее: врачующийся и избавляющийся от зла или неврачующийся и имеющий его?

Пол. Явно, что неврачующийся.

Сокр. Но быть наказываемым не значило ли у нас освобождаться от величайшего зла – от злокачественности?

Пол. Значило.

Сокр. Ведь наказание, вероятно, благорассудительно – делает людей более справедливыми и бывает врачевством злокачественности.

Пол. Да.

Сокр. Поэтому-то человек самый счастливый – тот, у кого в душе нет зла, ибо душевное зло признали мы величайшим из зол.

Пол. Очевидно.

Сокр. А на второй степени будет стоять, вероятно, избавляющийся.

Пол. Должно быть.

Сокр. Но избавляется тот, кто принимает внушения, укоризны и наказание.

Пол. Да.