Мерецков. Мерцающий луч славы

   - Вот что, полковник. Теперь я командующий 4-й армией, меня назначила Ставка, - сухо и неторопливо заговорил Мерецков. - Приказываю вашим войскам к десятому ноября занять оборону вот здесь! - Кирилл Афанасьевич указал район на карте. - По северному берегу реки Шомушка. Что вам надлежит сделать? Перерезать дорогу на Лодейное Поле, преградить путь танкам противника на север. В помощь вам я направляю резервные войска и боевую технику из своей 7-й армии...

   - Танки будут? - прервал командарма Артюшенко.

   - Дадим вам танковую бригаду, больше у меня танков нет.

   - А нельзя ли выкроить хотя бы два десятка орудий? Как же нам бить танки?

   - Постараюсь это сделать. - Мерецков подошёл к столу, на котором адъютант капитан Борода разложил рабочую карту командарма. - Хочу ещё раз показать вам, где и когда войска ваших двух дивизий должны занять и оборудовать оборонительные позиции... На них вы обязаны стоять насмерть! - Голос у Мерецкова был твёрд и решителен, глаза блестели. - То, что недавно вы, как морские крабы, пятились назад, забудьте! Тот, кто без приказа сделает шаг назад, будет тут же расстрелян!

   - Станем биться до последнего, куда уж нам теперь отступать, - ответил за двоих Виноградов. Его спокойные чёрные глаза смотрели на командарма доверчиво, в них выражалась готовность выполнить только что отданный командармом приказ.

   - Ну-ну, покажите, комдивы, на что вы способны! - Добродушная улыбка скользнула по лицу командарма.

В селе Бор Мерецков оставил генерала Павловича, на которого возложил общее руководство по сбору отступающих войск, организацию обороны и последующего наступления, а сам поспешил в другое село - Большой Двор. Здесь и находился штаб 4-й армии, и первым, кого увидел Мерецков, был генерал Яковлев. Он вышел из штаба и, когда машина командарма въехала во двор, подошёл к ней.

   - Рад вас видеть, Кирилл Афанасьевич! - Он протянул руку, чтобы поздороваться с Мерецковым, но тот сделал вид, что занят, закрыл дверцу, а затем сурово взглянул на генерала.

   - Я сомневаюсь, Всеволод Фёдорович, что ты рад моему приезду, а вот я рад. Что случилось, почему твоя армия буквально рассыпалась, разбежалась, едва появились вражеские танки? Как ты мог допустить это? Тебя надо за такое руководство армией отдать под трибунал!

Генерал побледнел.

   - Не утрируй, Кирилл, - начал было он, но у Мерецкова вмиг окаменело лицо, а пальцы невольно сжались в кулаки.

   - Какой я вам Кирилл, - с ожесточением выговорил он.

Я генерал армии, представитель Ставки, а не тот генерал, который растерял свою армию и не имеет связи ни с одной стрелковой дивизией!

Яковлев стоял перед ним навытяжку, опустив руки по швам. Лицо его залилось краской. А Мерецков, ничуть не щадя его, сурово продолжал:

   - Ставка отстранила вас от руководства армией, мне приказано временно вступить в командование ею. Я остаюсь также и командармом 7-й.

Генералу Яковлеву следовало бы принять это сообщение к сведению, но он, не смущаясь, заявил:

   - Приказа о снятии меня с должности командующего 4-й армией я не получал!

   - Сейчас вы его получите! - Мерецков кликнул своего адъютанта и распорядился: - Садитесь за стол и пишите приказ по войскам 4-й армии о моём вступлении в командование ею...

Свершилось то, чего генерал Яковлев никак не ожидал. Уже смирившись с тем, что произошло, и укротив своё самолюбие, он вскоре подошёл к комнате, где склонился над оперативной картой Мерецков.

   - Разрешите к вам?

Кирилл Афанасьевич обернулся.

   - Заходи, Всеволод Фёдорович. Садись рядом так, как мы сидели с тобой в Ленинграде, когда я рассказывал тебе о республиканской Испании.

Яковлев молча сел. Его лицо было цвета воска.

«Переживает, это хорошо, значит, совесть в нём заговорила», - отметил про себя Кирилл Афанасьевич и спросил:

   - Что скажешь?

   - Скажу вам, как на духу, - невесело произнёс Яковлев. - Фашисты танками навалились на мою армию, бить их было нечем, и я растерялся. Надо было срочно позвонить вам в штаб 7-й армии и попросить помощи, но во мне взыграла гордость, и я...

   - И ты, - прервал его Кирилл Афанасьевич, - не стал меня просить, а решил драпать от врага без оглядки? - Он помолчал. - У Гёте, Всеволод Фёдорович, есть такие слова: «Поведение - зеркало, в котором каждый показывает свой облик». Так вот твой облик на сегодня - это облик человека, забывшего о своём долге!

   - Кажется, я это понял... - обронил генерал и тихо спросил: - Что мне теперь делать?

   - То, что делал и раньше - сражаться с врагом, но сражаться упорно, стойко, биться за каждую пядь нашей родной земли! И не хныкать, не искать для себя каких-либо оправданий. Ты же, Всеволод Фёдорович, хорошо воевал в советско-финляндскую войну!

Яковлев оживился. Неожиданно он подумал о том, что может доказать, на что способен, и воевать не разучился.

   - Я напишу рапорт Верховному Главнокомандующему, признаю свои ошибки и попрошу его оставить меня в кадрах Красной Армии...

   - Писать рапорт не надо, - остановил его Мерецков. - Я уполномочен решить этот вопрос.

   - Как? - встрепенулся генерал.

   - Хочешь быть заместителем командующего 4-й армией?