Меридиан

— Обязательно будет, даже не сомневайся! — прищурился Георгий. — Тут такое начнется, что все обзавидуются. А ты такая же, как отец… по пояс деревянная, — с горечью добавил он. — Только отец любит свою мечту, а я бы тебя любил. Помню, как впервые увидел тебя на перроне вокзала. Я тогда опоздал на несколько минут, а ты стояла, втянув голову в плечи, и настороженно озиралась. Если честно, выглядела ты тогда довольно беспомощной. Кто бы мог подумать, что пройдет всего пара-тройка лет, и у тебя появятся все шансы стать фавориткой Максима Шишкова, выдающегося государственного деятеля Сибирской Республики, продолжателя дела Лаврова. Не кипятись! — Георгий заметил протестующий порыв Лидии. — Про фаворитку я в хорошем смысле. Ты у нас девочка грамотная — вам с отцом я бы только мешал. Нельзя продвигать наверх подругу сына, не вызвав подозрений. А так fair play — честная игра.

***

Георгий вышел из парадного в переливающийся яркими красками октябрь. Он направился было к машине, но в последний момент передумал садиться за руль. Развернувшись, быстро зашагал по бульвару, но неожиданно остановился у памятника Кирову. Видный революционер и государственный деятель стоял в распахнутой шинели и смотрел в сторону улицы, названной его именем.

— Прощай, Мироныч, — несколько фамильярно обратился к нему Георгий. — Я сюда больше не вернусь. Не скучай.

Периферическим зрением Георгий заметил, как многие из идущих по своим делам людей останавливались. Что-то явно происходило. Он вытащил из кармана телефон, на экране которого мигал всем хорошо знакомый оранжевый сигнал: «От имени Правительства Сибирской Республики официально сообщаем…»

«Что, батя, твоя работа? И почему твои мечты всегда сбываются, а мои нет?»

***

Лида еще долго сидела за своим новым столом. Ей было не по себе. Но ведь ничего страшного не произошло. Или произошло? Усилием воли она стряхнула с себя оцепенение. «Надо же, фавориткой обозвал. Принимайся-ка ты за дела, — выговаривала сама себе Лидия. — Не кисни, а то так и курсовую запороть недолго. Фаворитка!»

Но сосредоточиться на работе она так и не смогла. Лида пыталась не думать о Максиме Евгеньевиче, но не больно-то это у нее получалось. Как все-таки странно… Лиде, прирожденной северянке, было суждено в критический момент оказаться на Юге, а Максим Евгеньевич провел все последние месяцы на Плато. Они, словно шахматные фигуры, прошли всю доску от края и до края.

Лиде вспомнилось Плато: небо, отраженное в озерной глади, серебристые водопады, каскады, проторенные водой каньоны. А над ними величественные горы с плоскими, словно срезанными ножом вершинами. Полярная Швейцария. Но там почти нет людей. У подножия гор нет притулившихся уютных маленьких домиков, озерную гладь не бороздят парусные лодки, и дороги не вьются по изгибам холмов. Рядом с красивейшими из водопадов не оборудованы огражденные перилами тропы и площадки, чтобы восхищенные зеваки не навернулись с кручи. Ничего этого пока что нет.

Но если однажды мир Юга превратится в раскаленный ад, сибиряки смогут уйти на Плато. Да, подобный переход — не фунт изюма. Но потом у нас все будет: дороги, дома, смотровые площадки. Может быть…

***

Пришла пора возвращаться, и уже завтра утром вертолет умчит Максима Шишкова в Город-на-Протоке. Закончены дела на Плато, зато на Юге забот оставался непочатый край. Завтра Максим, а затем и Фёдор улетит в родное Кемерово, к семье.

У Максима было тайное увлечение, в которое он никого не посвящал. Раз в несколько дней, когда появлялась возможность, он отправлялся на то место, к водопадам, где когда-то посвятил Фёдора в свои догадки. Природа готовилась к зиме, и изменения происходили стремительно. Сначала Максим сравнивал виды осенних водопадов с тем, что наблюдал летом, а в последние дни его каждый раз встречала новая картина.

Одевшись потеплее, он встал на лыжи, рассчитывая прибыть на место в час, когда вечер только зародится, и солнце затопит снега теплым светом.

Максим шел по снежной целине, его душа отдыхала от тревог и отчаяния минувшего лета. Мысли текли свободно, плавно: «Как красиво. Наверное, вся Земля была так же прекрасна до появления на ней людей». Но постепенно в его душу закралось смятение. Два голоса, два непримиримых начала, Мечтатель и Скептик, возобновили свой давний спор.

— Фёдор однажды сказал, что я и мои люди принесли на Плато беду, — вспомнил давний разговор Мечтатель. — Во многом он был прав. Мы можем быль умными, порядочными, создавать совершенные машины и произведения искусства, но в совокупности ведем себя как раковая опухоль на теле Земли. Иначе просто не умеем. Слышал о такой теории?

— И слышать не хочу! — отрезал Скептик. — От таких теорий толку нет, одно уныние.

— А ты послушай дальше. В начале века один врач предложил разделить все раковые опухоли на три группы: птицы, кролики и черепахи.

— О-па! Почти что лебедь, рак и щука!