Мерседес из Кастилии

— Вы правы, сын мой, — спокойно ответил адмирал. — Но, если нас, не дай боже, выкинет вон на те скалы, от «Ниньи» через пять минут не останется и двух досок… Одерживай, одерживай, добрый Висенте, еще немного, а потом спускайся! Только бы выдержал парус, и мы его обогнем, Луис! Взгляните на берег, и вы увидите, как мы продвигаемся.

— Вижу, сеньор. Но мы идем так близко от мыса, что просто страшно!

— Не бойтесь: самый рискованный курс зачастую самый безопасный. Здесь у берега глубоко, а осадка у нас небольшая.

Все смолкли, затаив дыхание. Каравелла мчалась к мысу с устрашающей скоростью. Полоса клокочущей у скал воды и белой пены приближалась с каждым мгновением. Почти коснувшись ее бортом, «Нинья» птицей пронеслась мимо и через пять минут уже шла к устью Тахо, открывшемуся прямо по курсу. Теперь можно было убрать грот. Все страхи остались позади, моряки знали, что впереди их ждет надежная гавань.

Так завершилось это величайшее в истории плавание. Правда, потом пришлось совершить переход из устья Тахо до Палоса, но расстояние это было ничтожно по сравнению с пройденным, и каравелла пробежала его без всяких происшествий. Колумб осуществил свой необъятный замысел, и его успех перестал быть тайной. Как его встретили в Португалии и о том, что произошло в Лиссабоне, говорить не стоит — все это достаточно известно[94]. 4 марта он стал на якорь в устье Тахо, а 13-го отплыл, держа курс на Палое. Утром 14-го числа «Нинья» обогнула мыс Сан-Висенте и повернула на восток при легком северном ветре. А 15 марта вскоре после восхода солнца каравелла миновала отмель Сальтес и вошла в родной порт, завершив тем самым беспримерное плавание, продолжавшееся двести двадцать четыре дня.

Глава XXVI

Однажды вечерком в кругу подруг

Она выслушивала свеженькую сплетню,

Как вдруг в дверях раздался громкий стук,

И в дом ввалился бравый парень с плетью,

С индийским удивительным платком

На бычьей шее, в шапке пирожком,

В матросской куртке с золотым шитьем,

На каждом башмаке большая пряжка

Начищенным сверкала серебром

— Ну что за парень! Обмерла бедняжка…

Микль. «Жена моряка»[95]

Несмотря на величие замысла, лежавшего в основе описанного нами путешествия, несмотря на то, что осуществление его требовало огромного упорства и самоотверженности, а успех сулил ни с чем не сравнимые выгоды, в свое время подвиг Колумба не привлек особого внимания, пока не стали известны его результаты. Всех гораздо больше волновали повседневные мелочи и заботы о собственном благополучии. Дело в том, что всего за месяц до соглашения с Колумбом Фердинанд и Изабелла подписали достопамятный эдикт об изгнании евреев[96], и это выселение огромной части испанских граждан было само по себе столь значительным событием, что оно заставило всех забыть о сомнительной экспедиции, опиравшейся на какие-то гадательные расчеты пусть даже и выдающегося мореплавателя.

Последний день июля был крайним сроком, когда преследуемые за свою веру евреи должны были отправиться в изгнание. Этот крайний срок почти день в день совпал с выходом эскадры Колумба из Палоса, и неудивительно, что всеобщее внимание сосредоточилось на более значительном событии, которое можно было назвать народным бедствием. Выселение евреев походило на их исход из Египта. Все дороги были переполнены толпами несчастных, многие брели, сами не зная куда.

Король и королева покинули Гранаду еще в мае, два месяца пробыли в Кастилии и к началу августа переехали в Арагон; они уже были там, когда эскадра Колумба вышла в море. В Арагонском королевстве супруги задержались до конца лета для завершения важных государственных дел.

В октябре королевская чета посетила мятежную Каталонию, и двор всю зиму провел в Барселоне. Здесь их задержали непредвиденные обстоятельства. 7 декабря на жизнь Фердинанда было совершено покушение: убийца нанес ему опасную, хотя и не смертельную рану в шею. В течение нескольких недель, когда жизнь короля находилась под угрозой, Изабелла не отходила от его постели, ухаживая за Фердинандом как любящая и преданная жена. В те дни она думала только о своем супруге, не помышляя ни об экспедиции, ни о возможном расширении своих владений. Затем началось длительное расследование дела о покушении. Как водится, был заподозрен заговор, хотя история доказывает, что по большей части в таких случаях не бывает ни заговоров, ни сообщников и что все эти посягательства на жизнь государей чаще всего объясняются фанатизмом отдельных лиц.