Мерседес из Кастилии

Когда налетел первый шквал, послышался гром, как от орудийного залпа: это был треск парусов «Ниньи», сорванных ветром. Каравелла легла на борт так, что едва не коснулась реями волн; на мгновение у всех захватило дух, а самые опытные моряки уже решили, что судно перевернется. Так бы оно и случилось, если бы на мачтах уцелел хоть один парус. Но Санчо успел вовремя повернуть судно по ветру, поэтому «Нинья» выпрямилась и чуть ли не по воздуху понеслась вперед, гонимая бурей.

Однако это было только начало. Разыгравшийся шторм намного превосходил по силе тот, от которого они недавно едва спаслись. В первые часы ужас и отчаяние парализовали команду: никто ничего не делал и даже не пытался бороться. Корабль мчался по ветру — крайнее средство, к которому прибегают в таких случаях моряки. Последние клочья парусов были сорваны с реи: буря избавила людей от необходимости крепить их. В этом безвыходном положении отчаявшиеся моряки снова обратились к молитвам, и снова адмиралу пришлось Дать обет, что он совершит паломничество к могиле еще одного святого. Кроме того, вся команда пообещала по возвращении в Испанию провести первую субботу в посте на хлебе и воде.

— Просто удивительно, дон Христофор, как часто выпадает вам эта доля! — заметил Луис, когда они с адмиралом остались одни на корме. — Уже трижды провидение избирало вас своим орудием для принесения покаяний и обетов! Видно, такая уж ваша великая судьба!

— Скажите лучше, что такое уж мне наказание за великие грехи! — отозвался Колумб.

— Вы полагаете, нам грозит опасность?

— Да, и самая страшная с тех пор, как мы отплыли из Палоса. Нас несет к земле, до нее осталось не более тридцати лиг, а шторм, как вы сами видите, все крепчает. Хорошо еще, что ночь уже на исходе: может быть, с рассветом мы что-нибудь сумеем предпринять.

Рассвет пришел, как всегда, в положенный час, ибо какие штормы ни бушуют на морях и океанах, земля неуклонно совершает свой суточный кругооборот. Однако утро не принесло изменений: небо и океан соперничали в неистовстве. Подгоняемая свирепыми шквалами, «Нинья» мчалась среди хаоса волн, с каждым мгновением приближаясь к земле.

Вскоре после полудня появились первые признаки близости материка; теперь уже никто не сомневался, что каравеллу гонит к берегам Европы. Но пока вокруг ничего не было видно, кроме бушующего океана и черных туч, сквозь которые пробивался странный призрачный свет, какой бывает во время грозы. Солнце заходило, так и не выглянув из-за туч, и место его захода можно было определить только по компасу. И снова ночь опустилась на бешеное зимнее море, где маленькая каравелла казалась покинутой всеми, без света дня и без надежды на спасение. В довершение всех бед волны становились все выше, и тонны воды ежеминутно обрушивались на палубу маленького судна, ломая решетки люков и срывая с них ненадежное прикрытие из просмоленной парусины.

— Это самая страшная ночь из всех пережитых нами, сын мой Луис, — проговорил Колумб примерно через час после заката, когда вокруг уже царила непроглядная тьма. — Если мы и ее переживем, можно считать, что нас хранит сам господь!

— Однако вы спокойны, сеньор, так спокойны, словно в душе и не сомневаетесь в счастливом исходе.

— Моряк, который не умеет управлять своими нервами и голосом даже в минуты крайней опасности, напрасно стал моряком.

— Если мы погибнем, сеньор, наша тайна останется в руках португальцев! — воскликнул дон Луис. — Ведь, кроме нас, ее знают только они, потому что на возвращение Мартина Алонсо вряд ли можно надеяться.

— Да, и это меня печалит. Я сделал все, чтобы наши государи сохранили свои права на новые владения. А в остальном положимся на волю божью.

Едва успел Колумб договорить, как послышался тревожный крик: «Земля!» Сколько раз это слово вызывало взрывы восторга, но теперь оно таило в себе новую опасность. Хотя ночь была темная, временами мгла на одну-две мили вокруг корабля словно редела, и можно было достаточно ясно различить впереди очертания береговой линии.

Колумб и дон Луис, чтобы лучше разглядеть берег, поспешили на нос каравеллы, несмотря на то что при таком шторме даже этот простой переход грозил смертью. Земля была так близко, что все на борту более или менее отчетливо слышали рев и грохот прибоя. Без всякого сомнения, это была Португалия, но приставать к берегу, не зная своего точного местоположения и не видя гавани, означало верную гибель. Оставалась единственная возможность: повернуть каравеллу в открытое море и постараться продержаться там до рассвета. Колумб отдал приказ, и Висенте Яньес тотчас приступил к его исполнению, насколько это было в его силах.