Мертв на три четверти (ЛП)

Вдоль голых кирпичных стен сидели попрошайки с бомжами, выставив на дорогу шляпы, чтобы поймать случайную подачку от ночных прожигателей жизни и богачей с северной окраины, направлявшихся на восток за ночными развлечениями в Квартал наслаждений. Попрошайки привыкли держать свои руки при себе. Если им вздумается приставать к посетителям, Уолш в момент вышвырнет их прочь.

Кэт направилась против стабильного потока клиентов ночной жизни, не замечая протянутых рук и скорбных лиц, а также призывных улыбочек «толкачей» на каждом углу. Она уже пробовала раньше их товар, их старосветское маковое молочко и пилюли, набитые травами из Сияющего царства. Все это меркло в сравнении с клыком вампира, было детской забавой. А вот к сутенерам у нее было меньше терпимости, и она пообещала себе скоро вернуться, когда окажется на службе.

Из переулка она вышла на широкую, освещенную мертвенным светом и запруженную людьми улицу. Можно было легко отличить жрецов от обычных горожан по опущенным капюшонам плащей, скрывавших их тонзуры.

Мир посерел, и ее вены с болью требовали чего-нибудь острого, чтобы впрыснуть внутрь яда. Лоб покрылся холодной испариной. Ноги подогнулись, и она ударилась спиной о кирпичную стену. Съехав вниз, она уселась на корточки, опустив вперед плечи и обхватив пальцами мысы туфель. Скоро здесь окажется кто-нибудь из Черных, чтобы убрать с улицы и доставить домой.

А всего-то еще около девяти. Рабочее утро началось рано, с убийства и прочей толкотни. Но ведь она в порядке. Верно?

«Дыши, и выдыхай. Не смотри вверх, потому что от света больно глазам».

Взор заслонила пара ног в черном. Быстро они добрались. Она приготовилась, что в ее голове прозвучат приказы Черных, но их не последовало.

Вместо них голос, который она давно не слышала, спросил:

— Кэт, это ты?

Не очень-то вежливое обращение, чтобы вернуться в ее жизнь, хотя Абелард никогда не отличался вежливостью.

— Эйб! — она потянулась и схватила его за ноги, воспользовавшись им как поручнем, чтобы выпрямиться в полный рост: — Какого дьявола, друг? Чего ты тут позабыл?

Добравшись до его плеч, она отметила, что на нем была черная фетровая шляпа. Она закрывала тонзуру, и это было все, что о ней можно было сказать.

С Абелардом оказалась женщина: неопределенного возраста, оттенок гладкой кожи чай с молоком, припудренный веснушками, и змеино-карие глаза тоже казались гладкими — в том смысле, когда они выражают слишком многое. Она была странно одета для ночной прогулки — в черную юбку и блузку с вырезом, который едва прикрывал ключицы. Слишком просто для вечернего наряда, и слишком откровенно для повседневного.

— Эйб? Ты что, «работаешь»? — Кэт постаралась вложить все презрение в последнее слово.

В поисках ответа его глаза обшарили расписанную граффити стену за ее спиной, и во время этой заминки женщина протянула ей руку:

— Я Тара Абернати. Эйб… — она с ухмылкой повернулась к Абеларду, — сказал, что вы можете нам помочь.

— Легко, — ответила Кэт. Голова кружилась от выпитого джина и потери крови. — Как только меня стошнит. Прошу прощения.

Глава 8

Мисс Кеварьян получила письмо у двери ее небольшого номера, который служил ей квартирой и офисом. При взгляде на печать на письме она вся напряглась, словно увидев ядовитое насекомое, которое хотелось растоптать или убежать от него.

Прикрыв за собой дверь и положив свиток в центр стола, она села в кресло в противоположном конце комнаты. Сквозь узкие окна, отбрасывая длинную тень от свернутого пергамента, в комнату проникал тусклый городской свет. Поставив локти на колени, она сцепила руки перед лицом. Настала ночь, а она все сидела в раздумье.

Наконец она подошла к столу и протянула руку над письмом, растопырив пальцы, словно проверяя, не исходит ли от него жар. Между ее рукой и свитком промелькнуло свечение. Печать вспыхнула, зашипела, и из нее выстрелила струйка густого черного дыма. Она его перехватила и поместила в крохотный ребристый кристалл размером с горошину, который тут же спрятала в карман.

Потом она развернула письмо.

Текст был написан текучим, жидким подчерком человека, который обычно предпочитал выводить мелкие быстрые буквы, но иногда позволял себе каллиграфические изыски. Читая письмо, уголки ее губ опустились вниз, а в глазах вспыхнул огонь.