Мертва для тебя

– Нет. Но если она не получит от нас какой-нибудь информации, она начнет расследовать дело самостоятельно, и это было бы прекрасно, да? Ей, возможно, будет проще проникнуть в окружение Густава Йовановича. Что до меня, то пусть раскапывают сколько угодно грязи об этой семье, лишь бы мы нашли Каролину и девочек, – Лея скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула. – Густав чувствует, что на него давят.

– У него колоссальный комплекс неполноценности, – говорит Хенрик. – Кажется, он верит, что сильный человек – это тот, кто презирает слабых. Он хочет продемонстрировать, кто здесь главный, так что ему нужно правильно оппонировать.

– Не только он пытался показать в допросной, кто здесь главный. За это тебя прозвали Киллером?

– Это было давно. Скоро будет двадцать лет, как я ушел из спорта.

– Скучаешь?

– На самом деле нет. Мне никогда не нравилось направленное на меня внимание, и я не был хорошим человеком в те времена. Я еще не все загладил, в чем был виноват.

– А избиения, упомянутые Густавом на допросе? Это правда? Ты из-за этого ушел из футбола?

– Без комментариев.

Хенрик до сих пор помнит бьющий в нос запах аммиака и выброс адреналина, от которого у него исчезают все ограничения и он способен ударить противника в челюсть. Но только того, кто этого заслужил. Поскольку в футболе есть собственная система правил, на Хенрика никогда не заявляли в полицию, только отстраняли на несколько месяцев от игр, а потом он возвращался в команду. После последнего серьезного инцидента он решил уйти из спорта и вернулся с семьей в Стокгольм.

– А то, что Густав сказал о коврах ручной работы, детях и отмывании денег? – парирует Хенрик.

– Без комментариев.

Не отрывая взгляда от стола, Лея складывает бумаги стопкой.

– Ночной жор? – говорит Карим, который незамеченным зашел в кабинет. В руках у него два белых пластиковых пакета. – Я купил нам самый вкусный кебаб в городе, – широко улыбаясь, поясняет он.

Мясо оказывается идеально приправленным специями, а хлеб на вкус почти сладкий. Хенрик съедает кебаб и с острым, и с неострым соусом, запивая кока-колой, которую умудряется пролить на джинсы. Тихо чертыхнувшись, он промакивает пятно салфеткой.

– Нам нужно лучше разобраться в том, как Каролина провела день до исчезновения, – говорит он.

– Мы знаем только, что она обедала с детьми в «Сёрф Шак». Чертовски вкусные бургеры, не говоря об их фирменной картошке фри с петрушкой, чесноком и пармезаном – обязательно попробуй при случае, – говорит Лея, комкает бумагу, в которую был завернут кебаб, и выбрасывает в мусорную корзину. – По словам персонала, ничего странного в их поведении не было. Потом она заправила машину на заправке во Фридхеме. Там тоже ничего странного, мы проверили записи с камер, все выглядит нормально. Каролина смеялась, девочки радовались, когда получили мороженое. Во второй половине дня соседи слышали, что дети купались в бассейне в саду. Тишь да гладь, короче говоря. Потом что-то разозлило Каролину и заставило ее отменить визит к акушерке, позвонить матери и Иде. И об этом «чем-то» она предпочла не рассказывать Густаву.

– Насколько нам известно, – добавляет Хенрик.

– Да. Насколько нам известно.

Лея поворачивается к Кариму:

– Выяснилось что-то новое во время опроса соседей?

– Да, женщина из соседнего дома – ей семьдесят пять лет, живет одна – сказала, что слышала ночью детские крики. Она не знает, в котором часу это было, но думает, что около трех-четырех, потому что она уже слышала, как развозили газеты.

– Интересно, – кивает Лея.

– Она уверена, что это кричали Астрид и Вильма. Соседка знает их голоса, потому что они с рождения живут рядом. Обе кричали и плакали, но женщина не могла расслышать, что именно они кричали. Она подошла к окну, но ничего не увидела, а через какое-то время крики стихли. Она предположила, что одной из девочек приснился кошмар и та разбудила сестру. Потом соседка вернулась в постель и снова уснула.

– Она не видела ни людей, ни машин? – спрашивает Хенрик.

– Нет. Ничего. Но мы попытаемся найти почтальона. Я проконтролирую это, – говорит Лея, делая пометки в своем потрепанном блокноте.

– Соседка рассказала еще что-то о Йовановичах?

– Сказала, что Каролина выглядела несчастной, а Густав редко бывал дома. А когда приезжал, они с Каролиной часто ругались.

– Чувствуется, она заядлая любительница подглядывать, – говорит Хенрик, ежась.

– Мы проверили записи соседских камер, – продолжает отчет Карим. – В доме на другой стороне улицы есть видеокамера с датчиками движения, она работает круглые сутки. На ней видны два автомобиля, которые проезжают по улице рядом с домом Йовановичей около четырех утра. Точное время есть в файле, но изображение размыто, и невозможно разобрать, что это за машины. Видно только, что кто-то проезжает мимо. Понимаете, о чем я?

Хенрик кивает и допивает кока-колу.