Мертвая голова

На площади Ангелов было непривычно пустынно. Раньше здесь частенько бродили души людей и заглядывали в глаза крылатым статуям, наверное надеясь, что те сжалятся над ними и сразу унесут в Небесные Чертоги. Но статуи не проявляли к несчастным душам ни капельки интереса: они с беспросветной тоской смотрели в небо.

Солнце еще не показалось, но восток уже переоделся в бледно-розовый шелк, запад же никак не хотел просыпаться: его все еще укрывало темно-фиолетовое одеяло с вышитыми на нем звездами.

Окружающий мир переполняли насыщенные краски, знакомые запахи и звуки, но в то же время он казался нереальным, как будто Флинн видел сон. Яркий, невероятно детальный, но все же сон. Как только это осознание укрепилось в его голове, мир мертвых точно обиделся и отвернулся от него, став тусклым и неприветливым. Небо посерело, стало совсем тихо, как в склепе, ветер перестал трепать верхушки деревьев, да и листья скукожились и свернулись прямо на ветках. Дома обветшали, по мостовой пошли глубокие трещины, от статуй ангелов откололись куски мрамора, а лампочки в фонарях начали часто мигать, как если бы у них начался нервный тик. Флинн словно попал в картину, с которой сняли слои краски, добравшись до черно-белого наброска.

– Ну все, мир мертвых отверг нас, – сообщила Хольда. – Остается только бродить по нему и ждать, когда он передумает и снова примет нас обратно.

– Теперь понятно, почему ты так расстроилась, когда сказала, что нам нужно подняться в Чистилище, – осматриваясь, прошептал Флинн. – Оно стало таким… неприятным. Если честно, то раньше я именно таким и представлял себе мир мертвых, и хорошо, что ошибся: мрачности мне и в мире живых хватило с лихвой.

– Я в принципе не люблю Чистилище. – Хольда отвела взгляд. – Оно мне страшно надоело за те восемьсот лет, которые я в нем проторчала.

– Восемьсот лет?! – невольно воскликнул Флинн.

– Ага… я жила в те времена, когда еще существовала Скадия.

– Скадия… Скадия… – повторял Флинн, роясь в памяти, как в ящике с носками. – Звучит знакомо. Это какая-то древняя страна?

– Да, но как только ипокрианские рыцари захватили ее, она перестала существовать. – Между бровями Хольды появилась вертикальная складка, и огонь, вечно полыхавший в ее взгляде, потух. – Теперь у нее другое название… Ладно, не будем об этом. – Она помотала головой и встрепенулась, как будто сбросила с себя вдруг навалившееся прошлое.

– Хорошо, – согласился Флинн. – Куда пойдем?

– Ты – куда хочешь, а я – в другую сторону.

– То есть ты меня сейчас бросаешь? – с упреком спросил он. Ему не хотелось шататься по этой мрачной версии Чистилища в одиночестве. – А если я опять во что-то вляпаюсь?

– Вот и будешь сам отмываться от этого! Уже не маленький – справишься. Хорошего дня, – с натянутой улыбкой сказала Хольда и быстро скрылась из виду, затерявшись среди полуразрушенных статуй и приунывших деревьев.

Флинн недолго постоял на месте, решая, остаться ли на площади Ангелов или пойти проведать бары Чистилища. Он выбрал последнее.

– Ариадна, – произнес он, достав темно-серую книжечку, – отведи меня в бар «Унылый слизень». – Но приятный женский голос впервые молчал. – Ариадна, – повторил Флинн уже громче, но опять ничего не добился. – Видимо, сегодня от меня отказались все. – Он печально вздохнул и побрел куда глаза глядят.

Очень долго Флинн никого не встречал на своем пути, точно перенесся в то время, когда в Чистилище еще не обитали души людей. Примерно через час ему на глаза начали попадаться неясные силуэты, закрашенные отрывистыми, неровными штрихами, будто их нарисовал какой-то сумасшедший. От их вида по позвоночнику тек ледяной ужас. Из-за абсолютной тишины его мысли гулким эхом звучали в голове, и от этого ему все больше становилось не по себе, ведь на ум приходило только плохое. Сгорбив спину, он шел и думал, что бесконечный город мертвых превратился в пристанище кошмаров. Флинн не знал, как выглядит Лимб, но почему-то был уверен, что примерно так же.

Он несколько раз пытался открыть двери домов, но ни одна из них не поддалась. Чистилище неустанно продолжало отвергать его, мол, нет, парень, ты теперь чужой для нас, иди в свой мир живых – отныне там твое место.

Его взгляд блуждал по пыльным, грязным улицам, и через какое-то время он понял, что у него затекла шея. Флинн захотел посмотреть вверх, но не вышло: боль диким зверем вгрызлась в позвоночник.

Он столько раз пытался выпрямиться, что сбился со счета, – и каждый раз его останавливала боль, обгладывавшая нервы. Неужели все так и останется? Неужели весь его мир теперь превратится в сплошную грязь на дороге? Нет, так не пойдет!

Флинн часто задышал, посильнее сжал кулаки и собрал всю смелость, которая у него была. Чистилище содрогнулось от его пронзительного рева. Ему казалось, что у него рвутся все связки на спине и ломаются позвонки, но он упорно продолжал разгибаться, мысленно крича самому себе, что лучше уж один раз пережить чудовищную боль, чем вечно видеть только грязь.