Флинн вытер губы тыльной стороной ладони, встал из-за стола и подошел к окну. Он с интересом заглянул в пропитанную жиром коробку и увидел в ней целую кучу барахла: клаксон, настольный звонок, флейту, медный колокольчик, кастаньеты, свисток, маленькие барабаны и еще какие-то предметы, которые не смог распознать.
– И что мне со всем этим делать? – спросил он.
– Возьми первое, что под руку попадет, и используй по назначению, – прокряхтела госпожа Эфония, переставляя тяжеленную кастрюлю с плиты на стол.
Флинн пожал плечами, сунул руку в коробку и извлек из нее свисток: обычный, маленький, серебристый. Он, недолго думая, как следует дунул в него. Свист был настолько оглушительным, что вызвал звуковую волну; стены столовой задрожали, а стекла на окнах выгнулись и чуть не лопнули. Флинн едва устоял на ногах: его немного откинуло назад.
– Вот это да… – еле выдавил он, потому что в груди все вибрировало.
– Хорошо прочищает голову от лишних мыслей, правда? – хохотнула госпожа Эфония, хлопнув себя ладонью по животу.
– Этот свист, готов поспорить, услышали даже в мире живых.
– Да не, это невозможно, – махнула рукой госпожа Эфония. – Живые не могут улавливать мертвые звуки.
– Жаль, а я хотел устроить для них концерт, – развеселился Флинн и снова заглянул в коробку. – Тут столько всякого барахла. Зачем так много?
– Это приказ господина Аяка. Он как-то раз притащил все эти гуделки сюда и с веселой улыбочкой сообщил, что теперь я должна поочередно использовать все это добро. Вы же, мертвяки, не меняетесь, правильно? Ну то есть застыли в том возрасте, в каком померли. Так вот, он решил, что раз вы не меняетесь, то пусть само Чистилище делает это за вас. Поэтому оно такое непостоянное: то время наперекосяк пойдет, то лето с зимой перемешаются, то улицы поменяют направление и заведут в какую-то глухомань. Все для вас, дорогие мертвяки, чтобы вам скучно не было.
– Теперь ясно, почему Чистилище такое переменчивое. Я‐то думал, что оно просто с характером, а оказывается, что во всем господин Аяк виноват.
– Ну да. Хотя раньше совсем по-другому было. Сейчас же господин Аяк мэр города, а раньше тут хозяйничала Схинкса.
– Схинкса? – переспросил Флинн. Он впервые слышал это имя. – Кто это?
– Ты что? На загробном суде не был? – хмыкнула госпожа Эфония. – Это же вторая судья – хранительница тайн.
– А‐а‐а, вы про Сфинкс говорите, – догадался Флинн.
– Ну да, про нее. Сфинкс, Схинкса – какая разница, – проворчала она. – Так вот, во времена, когда она была мэршей, тут такое уныние тлело – жуть просто. Мертвяки второй раз помереть хотели от всей этой мрачности и безысходности. Ну и как испытания с таким настроением проходить, скажи мне на милость? Властелин Смерти подумал немного – и решил сделать господина Аяка мэром. А тот быстро свои порядки тут навел, и стало как-то веселее – и душам, и нам, хранителям.
– А почему Властелин Смерти не назначил на эту должность Эона? Он все же посерьезнее господина Аяка будет.
– Ха! Он сперва хотел назначить его, но тот ответил, что у него нет на это времени, что в загробном суде и так полно работы. И совмещать две должности – судьи и мэра – он никак не сможет.
– У повелителя времени не нашлось времени. – Флинн еле сдержал рвущийся из груди смех. – Это так похоже на Эона.
Он уже собирался вернуться за стол, как вдруг его внимание привлекла одна вещица – серебряная губная гармоника. На ее потемневшей от времени крышке было выгравировано дерево: вверх уходила раскидистая крона, густо покрытая листвой, а внизу причудливыми узорами переплетались корни. Флинн не понимал почему, но он не мог оторвать от нее взгляда, чувствуя себя слепцом, впервые узревшим солнце.
Когда-то давно отец пытался научить его играть на гармонике. Они каждый вечер практиковались, а мама постоянно кричала, что ей надоел этот ужасный звук и у нее скоро голова от него лопнет. Но через месяц занятий Флинн уже неплохо играл на гармонике; во всяком случае, куда лучше, чем на пианино, на котором его заставляла бренчать мать.
– Госпожа Эфония, – неуверенно заговорил Флинн, – а можно позаимствовать у вас вот эту вещицу? – Он взял в руки гармонику, и по его пальцам пробежал электрический разряд.
– Какую? Я же отсюда ни черта не вижу, – суетливо расставляя тарелки по столам, сказала она.
– Эту, – произнес Флинн, вытянув руку с гармоникой в сторону госпожи Эфонии.
– А, эту хреновину, – сощурившись, проскрипела кухарка. – Бери. Я все равно не знаю, что это, поэтому ни разу и не использовала ее. Можешь даже не возвращать. Дарю.
– Большое спасибо! – Флинна переполнила такая радость, будто он вернулся в детство и получил на день рождения долгожданный подарок. – Я, пожалуй, уже пойду, – сжимая гармонику, добавил он.
– Ага, заходи еще. Во вторник будет овечий желудок с подливой.
– Во вторник не смогу, – торопливо ответил Флинн, сглотнув горькую слюну. Его затошнило от одной только мысли об этом блюде. – Всего хорошего.