— Ну ладно, ладно, — опять призвал меня к порядку Устин. — Все-таки они известные деятели, лауреаты Сталинской премии.
— Да-да, — закивала я, — как наш любимый Бездарчук. Тоже ведь сталинский народный артист.
— Алла, ну не в этом же дело! — взмолился Устин.
— Милый, послушай, так, может, весь этот сыр-бор Носов затеял, чтобы устроиться в группу кого-нибудь из наших мэтров? Ну вот и пускай работает вторым режиссером. Постановщиком ему все равно никогда не стать.
— Не знаю даже, — с сомнением покачал головой Устин. — Я бы скорее поверил, что меня так изощренно разыгрывают шутники-коллеги. Узнали откуда-то про этого Носова — и теперь нарочно только о нем при мне и говорят.
— Тогда, значит, и меня вместе с тобой разыгрывают, — усмехнулась я.
— Само собой, — подтвердил Устин. — Где я, там и ты. Все это знают.
— Все это знают — и так будет всегда! — пропела я, бросаясь моему любимому на шею.
Не совсем понимаю почему, но настроение у меня резко улучшилось.
Кажется, целую вечность ничего сюда не записывала. Просто нечего было. Но сегодня кое-что наконец случилось. И мне даже обидно, что именно по такому поводу я вдруг вернулась к своему дневнику.
В общем, обо всем по порядку.
Сегодня я ходила в «Россию» на премьеру картины «А если это любовь?». На нее меня затащила Жанка Прохоренко, сыгравшая в фильме главную роль. Она и Устина звала, но он под каким-то вежливым предлогом отказался. Мне мой милый тихо сказал, что уже наслышан об этой картине и что смотреть ее ему совсем не хочется. Ну а я, дура, пошла и все-таки посмотрела. Абсолютная ерундистика, разумеется, но сегодняшнюю запись я делаю вовсе не по этому поводу.
Я думала по окончании картины разыскать Жанку и сдержанно ее поздравить. Все-таки главная роль, пусть даже и в скверной картине. Но Жанки я нигде не нашла. Надо было сразу идти домой, а я зачем-то задержалась в фойе. Вот тут-то это и случилось. Я опять увидела его. Отвратного Носова. Он стоял в нескольких метрах и пялился на меня. Его свинячьи буркалы как будто прямо-таки впивались мне под кожу. Я так опешила, что никуда не двинулась, а продолжала стоять на месте. Носов немедленно воспользовался этим и быстро подошел ко мне.
— Вот так встреча! — воскликнул он и попытался даже меня приобнять.
Я уклонилась от его лап и недовольно пробурчала:
— Да, неприятная…
Носов делано возмутился:
— Алла, да что с тобой? Все-таки можно было проявить хоть какую-то любезность. Хотя бы из вежливости. Мы же однокашники как-никак.
Я зашипела:
— Ты, кажется, забыл, что наговорил мне при нашей предыдущей встрече! В Доме кино, помнишь?
— Как не помнить, — закивал Носов. — Вот только что я тебе там мог наговорить? Разве что в любви признаться…
— Так, ну все, — выдохнула я, — мне пора.
Но этот мерзавец перегородил мне дорогу:
— А куда это так срочно?
— К Устину! — выкрикнула я ему в лицо.
— Ах, к этому? — гадко улыбнулся Носов. — Знаешь, Алла, я бы на твоем месте к нему не спешил. Ему недолго осталось куковать на «Мосфильме». Я тут разговаривал с Иваном…
— Каким еще Иваном? — перебила я, оглядываясь по сторонам. На нас как будто бы никто не обращал внимания.
— Пырьевым, конечно, — спокойно пояснил Носов. — Я с ним сдружился, знаешь ли. Буду с ним следующую его картину ставить… Так вот, Иван планирует вытурить твоего Уткина.
— Что ты мелешь? — с ненавистью посмотрела я на него. — Пырьев — уже давно не директор.
— Но он по-прежнему самый влиятельный человек на «Мосфильме», — парировал Носов. — Куда там Сурину…
— Я не желаю больше с тобой разговаривать! — резко перебила я. — Понял? Ни сейчас, ни еще когда-либо. Так что не приближайся ко мне больше!
— Алла, куда же ты? — громко продолжил говорить Носов мне вслед. — Оставайся со мной! Со мной тебе будет лучше, чем с Уткиным. Потому что с ним уже…
Дальнейшего я уже не расслышала. Я изо всех сил спешила к первому же автобусу, словно боялась, что Носов станет меня преследовать.
Я пока ничего не стала рассказывать Устину о вчерашнем инциденте. Вместо этого я сегодня нашла на «Мосфильме» Пырьева и поговорила с ним. Я знаю, что Пырьев не пропускает ни одной юбки. Уже поэтому мне никогда не хотелось ни видеть его, ни тем более у него сниматься. И все же сегодня я сама к нему пришла. Насколько я слышала, на избранниц своих коллег он вроде бы не претендует, и этот слух придал мне смелости.
— Добрый день, Иван Александрович, — с улыбкой подошла я к нему, как только от Пырьева отошли беседовавшие с ним молодые люди, мне неизвестные.
— Ах, Аллочка? — протянул Пырьев. Я и не думала, что он знает меня по имени. — Вот обрадовала так обрадовала, — продолжал режиссер. — Знаешь, я в свое время тебя снимать хотел. В «Белых ночах». Но, к несчастью, мне тогда не вовремя подвернулась хохлушка эта, Марченко… А, — махнул он рукой, — не хочу вспоминать.