Я поняла, о чем он, сразу припомнив эту историю. Артистке Марченко он дал главную роль, по обыкновению рассчитывая, что в благодарность она станет его любовницей. Видно, до этого ему в подобных ситуациях никто не отказывал, а Марченко оказалась первой и единственной из тех, кто все-таки отказал. Пырьева это так взбесило, что он не успокоился, пока не поставил крест на дальнейшей мосфильмовской карьере строптивой актрисы. Теперь она, кажется, работает не то в Ленинграде, не то в Киеве.
— Иван Александрович, — я подошла к нему чуть ближе и продолжала: — у меня к вам конфиденциальный разговор.
— Вот так словцо! — удивился Пырьев. — Кон-фи… Тьфу ты черт — я такого и не выговорю… Но в любом случае готов тебя выслушать.
— Вы только не удивляйтесь, — немного смущаясь, сказала я, — но я хотела поговорить с вами о некоем Носове.
— А я и не удивляюсь, — сказал Пырьев. Взгляд его внезапно стал грустным. — Видный парень — и, главное, молодой. Эх, мне бы его годы…
— Так вы в самом деле его знаете? — растерянно произнесла я.
Почему-то я была уверена, что Пырьев ответит: «Какой еще Носов? Знать не знаю никакого Носова!»
— Я, моя милая, всех знаю, — спокойно подтвердил режиссер.
— И какое у вас о нем мнение? Извините, что спрашиваю, но…
— Понимаю, понимаю, — перебил Пырьев. — Ты обращаешься ко мне как к этакому аксакалу, авторитетному человеку. Замуж, что ли, за Носова собираешься?
— Вовсе нет! — запротестовала я, но он вновь не дал мне договорить.
— Нет, я действительно старею, — сокрушенно продолжал Пырьев. — Уже и за благословением ко мне начинают обращаться. Раньше мне такое и в страшном сне бы не привиделось.
— Да нет же, вы меня не так поняли! — Я возвысила голос, и он наконец ко мне прислушался. — Все наоборот. Этот Носов — он… аморальный тип, понимаете…
— А, понимаю, — протянул Пырьев. — Бросил, значит. И сразу — аморальный!
Я начала терять терпение:
— Нет, Иван Александрович, все не так… Вы просто скажите мне: он в самом деле будет работать на «Мосфильме»?
— А почему б ему и не работать? — хмыкнул Пырьев. — У него есть диплом выпускника ВГИКа — он мне показывал.
— А вы видели, какие у него там отметки?
— Какое мне до этого дело! — отмахнулся Пырьев. — Я, если честно, отличников вообще не люблю.
— Но Носов вообще не работал в кино. И вот только сейчас почему-то…
— Так это прекрасно, что не работал! — вновь перебил мэтр. — А то приходят эти паршивые режиссеришки, которые кроме вгиковской скамьи ничего в жизни не видели… Ну что они могут снять?! А Носов — он уже жизнь повидал. В провинции был, работал повсюду, чуть ли не двадцать профессий переменил. Вот такие нам и нужны! Моя бы воля, я бы всех режиссеров после ВГИКа (а лучше — перед!) лет на десять отправлял на периферию. И чтоб к кино раньше тридцати пяти лет они не приближались!
— Вы, кажется, начали раньше, — смутно припомнила я пырьевскую биографию.
— Правильно! — ответил Пырьев. — Но я, моя милочка, когда начинал-то?! На заре, можно сказать, кинематографа — в немую еще эру… Мы были молоды, и кино было молодое. А сейчас это уже почти древнее искусство. И молодые болваны ничего в нем не могут сказать — ну просто ни-че-го! Вы уж мне, Аллочка, поверьте.
— Я верю, Иван Александрович, — смиренно произнесла я. Что мне еще оставалось делать?
В результате от Пырьева я с большим трудом отвязалась лишь через полчаса. О Носове ни он, ни я больше не заговаривали.
После разговора с Пырьевым я долго размышляла, рассказывать ли все-таки Устину о вчерашнем столкновении с гадиной Носовым… И пришла к выводу, что пока не буду ничего рассказывать. Я ведь знаю Устина: он спокойный, спокойный — но если уж его по-настоящему разозлить, запросто дров наломать может. И поведай я ему о вчерашнем случае с Носовым, это вполне может переполнить его чашу терпения. Ведь действительно, может, Носов того и добивается, чтобы Устин расквасил ему морду. Уж тогда этот мерзавец не успокоится, пока весь свет не оповестит о своей разбитой харе. И Устина, не исключено, даже в печати могут заклеймить как хулигана и дебошира. Так и вижу газетные заголовки в духе «Таким не место в советской кинематографии!»
С другой стороны, Носов уже начинает меня не на шутку пугать. Когда он вчера появился в «России», я прямо обомлела. Конечно, наша встреча могла быть простым совпадением… Но что, если он меня преследует, выслеживает? На кого мне здесь надеяться? Только на Устина. Больше просто не на кого.
Нет, я еще могу пойти в милицию. Но что я скажу стражам правопорядка? Что пару раз сталкивалась в разных местах с бывшим однокашником? Ну, допустим, вызовут его даже в отделение. А он там заявит: я, мол, друг Ивана Пырьева и других достойных людей. А на меня покажет пальцем: дескать, у этой особы не все дома просто… Само собой, я ничего никому не докажу.